часть души, с которой сроднился навсегда.
Впервые она приснилась мне год назад, и я ходил по коридорам академии ища ее взглядом. Не находил, но откуда-то пришло понимание, что девушка из сна настоящая. Она где-то, но только не здесь. И чтобы хоть как-то стать к ней ближе, я принялся рисовать, хотя до этого не брал в руки кисти целых два года.
Ну а пару дней назад новое видение — она в алом платье, озарённая золотистым сиянием. Настолько прекрасная, что я истратил не один холст, пока не добился идеала. Вот только когда пришло время приветственного бала, мой идеал рассыпался на сотни осколков. Волчица! И не какая-нибудь безродная девчонка, а дочь альфы! Мало того, что мы в принципе не совместимы, так еще и она никогда не посмотрит на такого, как я. Глупо даже пытаться.
Но отказаться от возможности хотя бы поговорить я не мог. И все испортил. Что ж, навыков общения мне всегда не хватало. Для мимолетных связей в резервации они и не были нужны, но с ней… Я облажался, и продолжал это делать, злясь на себя, на нее, и на сам чертов мир!
Вот только потребность быть рядом и не думала утихать, особенно после случившегося в лифте. Она чуть не погибла! Прямо на моих глазах!
И я срочно должен отыскать виновного, хотя пока не могу даже понять, с какой стороны подойти к этой задаче.
Меня волновало еще кое-что. Исходя из того немногого, что я знал о волчьих устоях, когда наследнику альфы грозит опасность, клан делает все возможное, чтобы его защитить. Это логично. Предоставляет охрану, почетный кортеж (куда же без пафоса), или вообще увозит в безопасное место. Кровь превыше всего. Но прошли сутки с момента покушения, а ничего не изменилось, будто… она и вовсе не сообщила отцу. И мне было чертовски любопытно, почему. Не верит в реальность угрозы? Что может быть реальнее уничтоженного неуничтожимого артефакта? Настолько убеждена, что ей ничего не грозит? С этим я бы поспорил, да вот Принцесса спорить не любит.
Нутро зверя буквально вопило, чтобы я не спускал с нее глаз, запер на своем чердаке и не позволял сделать и шагу, пока не найду виновного. Но… я крупно облажался все те несколько раз, когда мы оставались наедине, но понимал, что раз Диана жива, значит покушение повторится, это был лишь вопрос времени. Ведь цель не достигнута.
С этими невеселыми мыслями я взял из покосившегося шкафа полотенце и отправился в душевую медведей, надеясь, что хоть сегодня обойдусь без ее присутствия в своих снах.
Утром я едва встала с постели. Вернее, даже не встала, а скатилась, подобно сонной гусенице, завернутой в кокон из одеяла. Болело даже то, что вроде и не должно болеть по определению. Даже пальцы рук! Даже кончики волос! Нет, это я уже придумывала, но факт оставался фактом — я чувствовала себя так, будто меня сбросили с обрыва, а потом еще и потоптались по бессознательной тушке.
Но я справилась. Встала, игнорируя сопротивление мышц, и поплелась в ванну, предварительно пожелав неведомому духу доброго утра. Ну и что, что у меня оно не доброе? Пусть хоть кому-то повезет.
И каково было мое удивление, когда я, содрогаясь от мысли, что сейчас предстоит еще и нести грязную тренировочную форму в прачечную, обнаружила ее чистенькой и аккуратно сложенной на полу в ванной! Ведь точно помню, как вчера скинула грязный костюм в кучу. Не было сил даже на то, чтобы идти ужинать, не говоря уже о спуске на первый этаж для стирки.
— Вот спасибо тебе, мой хороший, кем бы ты ни был, — говорила я, натягивая штаны. — А я тебе еще вина налью.
Налила. Получается, что уже в третий раз. Вчера, по привычке, сделала пару глотков красного полусухого, чтобы спалось лучше, а полупустой бокал оставила у зеркала. Интересно было посмотреть, снова ли исчезнет вино, или это был плод моего воображения. Исчезло, как я и предполагала. Мне не жалко, а у неведомого создания это может быть единственный шанс отвести душу.
Морозный воздух, как ни странно, взбодрил. С ели на ель перелетали упитанные вороны, садились на ветви и взирали на шеренгу полусонных студентов ехидно скаля клювы. Или это мне только казалось? Как бы там ни было, птицам явно было лучше, чем нам.
Но никто не жаловался. Все поняли, что это бесполезно.
— Браслеты будут передавать ваши показатели мне. Пульс, температуру тела, артериальное давление. — Августо поднял планшет, демонстрируя устройство для нескольких десятков пар глаз. — А еще транслировать экстренный сигнал от руководства академии в случае непредвиденных ситуаций. Настоятельно советую его не игнорировать. Кто потеряет свой браслет, не оденет или испортит, будет иметь дело со мной. Чего не рекомендую. Фантазия у меня, знаете ли, буйная.
Дождавшись, пока все покорно разберут и нацепят на запястья свои “умные часы” на черном силиконовом ремешке, он отправил нас на новую пробежку, которая сама по себе воспринималась, как наказание.
Мышцы, не пришедшие в себя после прошлой тренировки, отчаянно сопротивлялись. Их ломало, крутило и тянуло, будто я вчера не бежала и не отжималась, а меня как минимум растягивали на дыбе. Я помнила советы близнецов, старалась равномерно распределять нагрузку, и все равно под конец марафона готова была выплюнуть легкие за ненадобностью. Но слабая надежда, что дальше, по мере тренировок, мне станет легче, все еще теплилась. Снова придя последней, на этот раз в одиночестве, я столкнулась с заинтересованным взглядом Лоста, и стоило его перехватить, как губы парня дрогнули в слабой ухмылке.
После такого завтракать не хотелось, но я все равно себя заставила принять душ, переодеться в академическую форму, смиренно взять поднос и на едва гнущихся ногах проследовать на раздачу.
— Слушай, на выходных запустят автобус в город, — сказала Элли, когда я с трудом опустилась на стул и скривилась от боли. — Как думаешь, может съездим? Развеемся? Отдохнем.
Алека, который уже сидел напротив, рядом с моей подругой, я старалась не замечать. Тот хмурился, лениво ковырял вилкой в тарелке с омлетом, но молчал. Его вчерашних слов, о том, что я выше всех остальных, я никак не ожидала. Это были странные перемены, и они заставляли меня настороженно наблюдать что же он будет делать дальше. Попробует оправдаться? Или сделает вид, что все в порядке?
— После этих тренировок отдыхать я готова только с подушкой в обнимку.
— Это ты сейчас так говоришь, —
