подломилась. Вот и полетел вниз, как лебедь подбитый, хотел этой рукой упереться, чтобы лицом в пол не прилететь. Теперь болит всё, двигать не могу.
Понятно. Почти. Скорее всего не только вывих плеча, о котором я сначала подумал, а ещё и перелом шейки плечевой кости, лучевой кости в типичном месте, что бывает при падении с упором на руку. Сканировать переломы я пока не научился, так что припашем к процессу Виктора Сергеевича, который опять сидит хихикает с книгой в руках. По результатам обследования мои предположения оказались верны на сто процентов.
— Кать, а ты сможешь руку полностью отключить? — спросил я, планируя последовательность манипуляций с покалеченной при спасении котика конечностью.
— Этому нас не учили, — пожала сестрёнка плечами. — Я не умею.
— Тогда самое время научиться, — улыбнулся я. — Уверен, что ты справишься. Ты же можешь действовать направленно, в глубину?
— Ну можно попробовать, ты только скажи конкретно, что нужно сделать, а я попытаюсь.
Я показал ей направление воздействия, если положить руку ладонью над ключицей. Именно там находится плечевое сплетение, которое иннервирует всю конечность. Если она заставит его онеметь, то я спокойно могу заниматься всеми проблемами в руке. В частности, вывих плеча, чтобы дополнительно не травмировать связки. Обычно ммы погружали пациента в кратковременный наркоз. Это гораздо гуманнее, чем вправлять под местной анестезией. И не больно, и повреждений меньше, когда мышцы полностью расслаблены.
Катя немного попыхтела, пытаясь выполнить моё задание, но в итоге у неё всё получилось, рука полностью онемела и расслабилась. Теперь мой черёд попотеть, это вам не плюсневая кость.
Всю ночь мы пахали, как рабы на галерах. Поток пациентов не иссякал до самого утра. Естественно с некоторыми сложными случаями я уже не справлялся. К работе подключился не только Юдин, но и Виктор Сергеевич, на всех хватило. Катя успевала восстанавливаться, а я уже не успевал. За эту ночь я многие «заусенцы» счистил и дар раскрылся очень даже неплохо, но, как всегда, хочется лучшего. Но, я теперь это твёрдо знаю, ни серебряный, ни тем более золотой амулет я для ускорения развития использовать не буду. Всего можно достичь упорным трудом и не надо торопиться таким дорогим для себя способом. Один раз Саша Склифосовский уже поторопился, достаточно. На худой конец хирургию ещё никто не отменял и пациенты, которым я сначала зашивал раны, а потом заживлял, остались довольны. Так что работаем, ребята!
Что смена закончилась, я понял, когда в манипуляционную зашли родители. Мама посмотрела на меня, побледнела, потом взяла за руку и потащила прочь из кабинета.
— Саша, ну ты совсем сдурел? — гневно, но с комом в горле высказала она, ведя меня за собой, как маленького, за ручку. А у меня даже сил не было свою руку от неё освободить. Да, если честно, и желания тоже не было. — Ты себя в зеркале вообще видел? На тебе же лица нет, зачем себя так изводить?
— Ну не ругайся мам, это было отличное дежурство, я столько всего успел сделать, — бормотал я ей в ответ, улыбаясь, как идиот.
— Отличное дежурство у него, видите ли, — продолжала злиться мама, но в голосе чувствовалось тепло и гордость. — Сейчас идём ко мне в кабинет, быстренько перекуси, там Настенька для тебя приготовила жульен и твой любимый яблочный штрудель, потом я проведу тебе восстановительный сеанс и поспишь немного.
— Не, ну какое поспишь? — вяло возмутился я. — Через неделю заседание коллегии и я должен быть в идеальной форме. Так что я позавтракаю и в манипуляционную.
— Ладно, хорошо, — удивительно легко согласилась мама, изменившись в голосе. Что-то задумала не иначе. Мы как раз зашли в её кабинет, где на столике стояли в ожидании меня обещанные вкусняшки. — Завтракай, потом сеанс, потом пойдёшь дальше гробить себя, кто я такая, чтобы тебе помешать?
Содержимое тарелок вошло в меня на удивление быстро, ароматный травяной чай идеально сочетался с ещё тёплым штруделем, который явно испекли совсем недавно. Когда на желудке потяжелело, на душе стало легче и улучшилась ясность ума. Мама права, надо бы отдохнуть, но моя цель не давала покоя.
— Ложись на кушетку, — спокойно скомандовала мама с самым спокойным беспристрастным лицом. — Заряжу твои батарейки и иди.
Против такого предложения я не смог устоять, всё должно получиться так, как я запланировал. Осталось нанести на картину пару мазков и готово. Я лёг на кушетку, расслабился и закрыл глаза. На виски легли нежные мамины пальцы, и я стремительно унёсся в облака.
Когда я открыл глаза, в кабинете никого не было. Из-за пасмурной погоды сложно было понять, который сейчас час. Мне показалось, что прошло совсем немного. Повернув голову, взглянул на часы на стене напротив. Уже второй час дня! Я вскочил с кушетки, словно меня выбросило катапультой. Я проспал полдня! Зато чувствовал себя максимально бодрым и полным сил. Наверно всё-таки не зря мама сделала так, чтобы я уснул крепким сном. Обязательно поблагодарю при встрече за её настойчивость и вероломное желание помочь сыну. В итоге она ведь оказалась права. Впрочем, как обычно. Мамы такое умеют, на них мир держится.
Андрей не отвечал на мои сообщения со вчерашнего дня, и я уже начал по-серьёзному за него волноваться. Писал я только на тот секретный номер, на основной естественно не стал. Сегодня увидел, что сообщения прочитаны и снова никакого ответа. Беспокойства только прибавилось. А вдруг в итоге всё прочитал не он? Бегать его искать я естественно не буду. Во-первых, это бесполезно, он человек неусидчивый и его постоянно мотает из стороны в сторону. Во-вторых, это может оказаться очень опасно для меня и не факт, что этот риск будет оправдан и я смогу ему хоть чем-то в итоге помочь. Поэтому запасаемся терпением, работаем и ждём вестей.
В манипуляционную я вошёл ближе к двум часам, Виктор Сергеевич выглядел довольно бодрым, наверно тоже успел поспать после ночи, а вот Юдин пыхтел над очередным пациентом и выглядел, как выжатый лимон. От настойчивых предложений Виктора Сергеевича его подменить он также настойчиво отказывался. Кати не было, наверно мама её также где-то уложила отдыхать, как и меня. Панкратов и Юдин остались вдвоём. Точнее втроём, в углу на табуретке сидел Борис Владимирович, который давал «наркоз» тяжело раненому пациенту. Он помахал мне рукой и снова уткнулся
