Гортензия конечно обратила внимание на капканы по всему дворцу, но воспитание не позволило ей сделать замечание племяннице сразу по приезду. Вместо этого, уже поздно вечером, у себя в покоях, накрутив волосы на папильотки, она уселась писать письмо брату-королю с подробным списком того, что она предлагает усовершенствовать в дворцовой жизни. Намеки Принцессы о том, чтобы как следует закрывать дверь и обязательно перед сном проверять, не прячется ли кто под кроватью, Гортензия сочла очередной детской игрой. Завтра она обязательно поговорит с племянницей о королевском поведении, и с Канцлером - о том, что детское воображение поощрять не стоит.
Список дошел до пятьдесят шестого пункта, как вдруг со стороны спальни Принцессы послышался визг. Гортензия немедленно отбросила перо и кинулась к племяннице.
Принцесса прыгала вокруг кровати и пыталась отогнать Непарное чудовище, которое уселось на этой самой кровати и внимательно изучало ларец с яйцом.
- Ты! Жаба противная! Убирайся вон! - кричала принцесса и целилась в чудовище тапком.
- Дитя мое! - возмущенно произнесла Гортензия. - Что за язык! К чему столько эмоций, разве вас этому учили?
- Оно сейчас слопает яйцо! Тетя, не подходите ближе, у него зубы!
- У него? - Гортензия обратила внимание на чудовище, но так как была слегка близорука, а очки в спешке не взяла, то увидела только расплывчатое темное пятно. - Это что такое? Милая моя, никакому питомцу никогда не следует разрешать сидеть на кровати, вы его разбаловали.
Герцогиня схватила чудовище за шкирку и опустила на пол. Прежде чем чудовище успело опомниться, в то место, где у него должен был бы, по человеческому мнению, находиться нос, уперся жесткий палец, и началась лекция о неподобающем поведении.
Прибежавший позже Канцлер застыл в дверях. Принцесса сидела на кровати, прижимая к себе ларец, и слушала. Чудовище сидело на полу и тоже слушало. Восемь красных глазок с обожанием смотрели на Гортензию, даже жесткая шерсть улеглась и начала сворачиваться завитушками.
- Вот так-то! - завершила свой монолог тетя Гортензия. - А теперь - спать немедленно! А ее я заберу к себе, чтобы вы тут не безобразничали.
- Это оно, тетя, - поправила Принцесса.
- Глупости! Конечно, это она. Пошли-ка, милая моя.
Чудовище поднялось и покорно потрусило рядом. Из его широко открытой пасти капала слюна.
- Оно ее съест, - прошептала Принцесса.
- Не думаю, - задумчиво ответил Канцлер. - Кажется, мы только что наблюдали обретение родственной души.
Из ларца послышался стук. Принцесса ахнула и распахнула крышку. Только что вылупившийся новый королевский во́рон сидел среди расколотой скорлупы.
- А ты что думаешь? - спросила у него Принцесса.
- “Любовь не ищет вовне ни причины, ни пользы; ее польза в самом ее проявлении”, - ответил во́рон. Помолчал и добавил:
- Бернар Клервосский.
Помолчал еще и уже не энциклопедическим голосом сказал:
- Есть хочется.
Два года спустя Принцесса стояла в Галерее Родственных Связей и наблюдала, как на стену вешают новый портрет: “Ее Светлость герцогиня Гортензия с домашним питомцем и супругом”.
С супругом, известным монстроведом, тетя Гортензия познакомилась, когда Милушке - ранее известной как Непарное чудовище, - стало нехорошо после того как она случайно проглотила мельхиоровую вилку. Последовала долгая переписка и обмен наблюдениями за монстрами. Потом свадьба. Поговаривали, что монстроведу не очень нравится привычка Милушки спать в супружеской кровати, но тетю Гортензию было не переубедить.
Они встречаются в метро. Возле мозаики в переходе, там, где выложен то ли праздник урожая, то ли достижения самолетостроения. Тот самый кусочек на стене, о котором все, конечно, помнят, но никто не в состоянии точно сказать, что там изображено.
- Не стыдно? - спрашивает Марта.
Мири пожимает плечами и вытаскивает из сумочки допотопный тяжелый телефон.
- Стыдно должно быть до сих пор вот этим пользоваться. Забирай, я уже мозоли о кнопки натерла.
Марта хватает телефон, еле удерживаясь от того, чтобы прижать его к груди. Осматривает Мири с ног до головы, цепляет конец ее шарфика (весь в кружевных оборочках, оттенок “юная волнушка”), дёргает на себя.
- Спасибо, - Мири потирает шею, - все думала, почему так неудобно. Как тебе туфли?
-Ужасно, - от души произносит Марта. - Прямо здесь сняла бы.
- Я тапочки взяла, твой размер. Кофе?
- Кофе.
Все начинается неделю назад. Марта плохо спит. То ли душно, то ли мыши завелись, думает она, встав среди ночи. На кухне включает лампу над столом, в полутьме спокойней, что ли. За столько лет она наизусть выучила, что в каком шкафу, не глядя, берет коробку с черным чаем, сыплет мяту из мешочка. Пьет чай, стоя у окна и гадая, почему вон те три окна в доме напротив до сих пор освещены.
Двор скрывает лиственное море, снизу его подсвечивает зеленым - чтобы точно никто не ошибся, - вывеска круглосуточной аптеки. Хороший район, тихий, все друг друга знают. Надо будет завтра зайти в магазин на углу - ни за чем, просто проведать.
В комнате тихо звенит телефон. Кому она нужна так поздно? Или рано, поправляет себя Марта, глядя на светлую полоску в окне.
Она заходит в комнату и застывает на месте. Вместо надежного кнопочного мобильного телефона на туалетном столике лежит какая-то тонкая серебристая плиточка и мигает ярко-синим! Марта недоверчиво берет ее в руки. Плиточка словно оживает, на экран выскакивают слова: “У вас 57 новых сообщений!”. Марта наугад проводит по этой надписи пальцем и из “телефона” на нее выливается фонтан рекламы, смайлов, анимированных картинок. “Открытие нового кафе!”, “Только у нас!”, “Ты где?!”, “Проголосуешь за меня?;)”.
В другой половине города Мири стоит в своей квартире на двадцать втором этаже у панорамного окна и с ужасом смотрит на черный аппарат на полу. Кажется, это телефон, думает она. Господи, я же выкинула все старые зарядки.
Марта доходит до угла и замирает. Где ее магазин? Вывески нет, у входа стоят ведра с побелкой, люди заносят какие-то блестящие трубки.
- Будем модернизировать райончик ваш! - подмигивает ей кто-то. - А то тихо очень, ни бара, ни караоке - скучаете, наверное?
- Ни капли, - шепчет Марта, и отступает.
