Вера Огнева
Нестрашная сказка. Книга 3
Его разбудили режущий ноздри аромат прели, а еще талой воды и черной прошлогодней листвы. Вслед за ощущением тепла пришла боль в руках и ногах…
Лапах!
Он проснулся и понял, что весна. Понял и обрадовался способности понимать. Мысль спуталась и сгинула. Ей на смену пришел позыв голода. Медведь проснулся вслед за человеком.
Зверь заворочался, издавая глухой рокот — то ли рык, то ли стон. В тесную расщелину, которая служила зимней постелью, посыпалась труха, потекла вода. Закапало и зажурчало.
Болело все. Медведь расшвырял лесной сор и начал выбираться, плотно зажмурив веки.
Он так в слепоте и лез, пока по коже не расползлось хилое тепло ранней весны. Солнце ожгло глаза даже под веками. Медведь развернулся, сунул морду обратно в полумрак расщелины и только тут разлепил веки. Светом полоснуло как клинком. Потекли слезы. Человек держался не долго. Медведь взревел. Хотя, коротко и тихо. Громко объявлять себя в пустом весеннем лесу — привлекать внимание.
Чего, чего, а того внимания с лихвой хватало осенью, когда его гнали и травили. Он убегал и прятался, потом являлся, как из-под земли, чтобы заломать очередную овцу или корову. Впрочем, корова попалась всего-то одна.
Воспоминания о последней трапезе наполнили рот слюной. От голода замутило. Медведь требовал насыщения. Человек, тоже был не прочь поесть. Медведь принялся выискивать под ногами корешки и травки, способные хоте на время унять тянущую боль в желудке.
Гуго человек не знал, что оно такое, Гуго медведь расшвырял палые листья, чтобы выковырять из рыхлой холодной земли полупрозрачные мелкие луковицы. Они издавали резкий запах, зато таяли во рту сладкой волокнистой мякотью. Луковиц оказалось немного, но голод чуть отступил.
Медведь успокоился и отступил вслед за голодом. Человек смог оглядеться.
Он помнил этот холм в желто-красных листьях. Между сияющими кронами неслась ветреная синь. Было еще тепло, но уже обреченно. Осень уходила.
Он как раз доедал ту самую корову. Вступать в дальнейшие сношения с людьми не хотелось. Человеку не хотелось вообще ничего, только забиться в угол, забраться в дебри, замести следы, свернуться в тугой ком и переждать. Медведь просто хотел тепла. По ночам у него мерзли уши и нос. Мягкие подушечки лап коченели на побитой морозным утренником траве.
Поначалу он ел только ягоды да корешки, ловил рыбу на перекатах притоков Сю. Но когда лес обеднел, проблема встала в полный рост. Охотится, оказалось очень непросто. Лесное зверье разбегалось, учуяв медведя. Оставались неповоротливые домашние. Гуго еще какое-то время держался, пока от голода не начало шатать. Медведь исподволь занимал все больше места в человеке. А однажды прямо на них выскочила отбившаяся от стада коза. После первого раза стало проще. Следовало, есть, чтобы сохранить силу. Следовало, оставаться сильным, чтобы зверь не взял верх.
Люди сообразили, что имеют дело с особо хитрым зверем, когда ни одна настороженная ловушка так и не сработала. Тут Гуго оказался чистым виртуозом. Он их не столько чуял, сколько угадывал человеческим умом и обходил, чтобы вернуться по собственным следам и подкараулить близ деревни очередной ужин.
Первую облаву он пересидел под носом у загонщиков. Хотя те все делали по правилам, даже собак с собой взяли. Кто не знал, узнал: что матерый волкодав, что пронырливый деревенский кабыздох не пойдут на медведя, если их с молочных зубов не натаскать. Собаки только учуяв зверя, разворачивались и летели в деревню быстрее ветра. Вторая облава тоже прошла для Гуго удачно. А в третью, как раз после памятной коровы, его чуть не взяли. Но и тут он оказался хитрее: превозмогая сопротивление зверя, залез в тихую заводь и просидел в воде, выставив над поверхностью только ноздри, пока загонщики рыскали по лесу, да проверяли ловушки. Кто-то из горе охотников нашел старый след и увел облаву за собой. Гуго не стал нарываться, вылез из воды и по топкому берегу подался в другую сторону. Далеко забираться не стал, нашел расщелину, обсох и забился в сумрачную берлогу, чтобы проспать до весны.
На данный момент ни о каких ягодах мечтать не приходилось. Почки на деревьях только еще начали набухать. Оставались корешки и рыба. Медведь потянул носом запах текучей воды. До нее оказалось не так далеко. Памятуя прошлогодние уроки, зверь осторожно ступал, выискивая признаки ловчей ямы. Гуго внимательно осматривал кусты и деревья, но, что надломили неловкие человеческие руки, а что ветер и снег, разобрать ранней весной оказалось сложно. Впрочем, до воды он благополучно добрался и вволю попил. Невнятная талая муть в лужах жажды не утоляла. А тут — целый поток. Он глотал, и, кажется, даже в голове становилось яснее. Обманутый желудок ненадолго затих.
Он плохо помнил, как вырвался из крепости. Впрочем, вырвался, громко сказано. Никто его не запирал. Бой во дворе шел вовсю. Удивительно, что его не зацепило шальное копье. Люди, если и замечали, пробиравшегося вдоль стены медведя, тут же о нем забывали. Гуго даже Катана увидел. Тайный министр командовал атакой. Мысль, кинуться к нему — припасть, так сказать — мелькнула и исчезла. В потрясенном мозгу зверочеловека явилась картинка, как не узнанный друг, гибнет от руки друга.
Потом был бег по полям. Много позже, попривыкнув, Гуго вспоминал, как долго он скакал по открытой местности, пока не начались короткие переходы из перелеска в перелесок, блуждание по чащобам, схроны, лежки…
Задохнувшись и истратив все силы, он упал на берегу лесного ручья и дал волю ярости. Расстегнуть булавку он не мог, как ни пытался, даже просто зацепить ее когтем не получалось. Прав оказался юный колдуненок: не рекомендовалось людям превращаться в неодушевленные предметы, а так же животных и птиц. Стань Гуго орлом, как того вроде бы требовало положение, свернул бы ему шею Арбай в один чих, пернатый даже не успел бы из одежек выпутаться. Хотя, если бы вырвался, оставалась мизерная, почти фантастическая надежда, вернуться… прилететь в столицу, опуститься на террасу дворца, дождаться Тейт и…
Она бы поняла, она бы почувствовала. Только она! Все остальные представления не имели о трансформациях. Разве колдуненок, да где он теперь?
Почти там же где и Гуго. Только его похоронят в земле, а король, как в могиле заперт в теле дикого зверя.
Он выл и глухо рычал. Лапы скребли землю, пока не ушли последние силы. Огромный черный зверь замер опустив голову на подстилку из палой хвои. Слезы текли и текли, проделывая черные дорожки в шерсти.
Вопрос голода оказался не единственным. Уже почти с самого пробуждения Гуго ощущал некий позыв. Плоть напомнила о себе, когда он только напился воды, а когда наловил таки рыбы и утолил первый голод, плоть обозначилась в полный рост. Весна, куда деваться.
Медведица ходила очень далеко. В воздухе едва мреял флер течной самки. И Гуго пошел. Не пошел, побежал, помчался. Человек на время отступил, даже вовсе ушел на дальние планы. Восторжествовал зверь.
Лапы взрывали лесную землю, разбрасывая влажные комья. Хлюпали под ногами талые лужи. Мелкие деревца ломались или гнулись долу. Стволы мелькали по сторонам, а он даже усталости не чуял. Чувствовал только, как ходит на отощавшем за зиму теле взад-перед шкура со свалявшейся шерстью. Он шел на зов.
Медведица оказалась небольшой, крепенькой, тоже отощавшей за длинную спячку, но уже насытившейся. В потоке призывного запаха проскальзывали нотки крови. Ей посчастливилось в охоте. Повсюду валялись кости дикой свиньи. Где-то недалеко она зарыла остаток добычи. Но медведю в данный момент было не до того.
Инстинкт ослепил и оглушил. Гуго шел напролом. Короткое ритуальное сопротивление его не остановило. Медведица попробовала огрызнуться на его непочтительность, матерый только отмахнулся и тут же подмял ее, взял силой, мощью, напором и желанием, так, что она мгновенно сдалась.
Это продолжалось с небольшими перерывами, пока он оказался не вычерпан до донышка. Она тоже устала и даже деликатно дала понять, что уже хватит.
Гуго был тут и не тут. Его захватила медвежья страсть. Он испытал все чувства от начала и до конца. И только удивился: до чего похоже…
Бой, прорыв осады, захват города…
…наемники лезут в пролом, стены. Дома застыли в ознобе страшного предчувствия. Пьяная кровь на мече. Закрытая дверь — только досадная помеха. Она падает под их натиском…
Сражение выиграно. Город на день становится добычей наемников. Женщины… женщина… первая женщина в его карьере наемника кричала и пыталась убегать. Он легко настиг ее, сгреб и подмял. Она была добычей, как и весь этот город. Она была его трофеем!
Просто — война. У нее свои законы. Никто не виноват. Так было. Выгорание боя можно, оказалось, погасить только этим насилием.
