забивал сердце в пятки. Через автоматическую дверь Инокентий проходил, уже еле передвигая ногами.
Забывшись в безмозглом оцепенении, что неизменно выглядело со стороны как глубочайшая задумчивость, Инокентий прошёл арку металлодетектора. Арка заверещала, и он узрел в этом гнев самих небес.
— Всё утро вхолостую, зараза, — прогундосил тучный охранник с мясистой родинкой на носу. — Вы сумку на ленту положите. В первый раз, что ли?
Инокентий водрузил портфель на ленту, мысленно проклиная себя за остолопство.
— Слышь, Алик, — к тучному охраннику подошёл второй: судя по выправке, бывший военный. — Прикрывай лавочку, железячники на подходе.
— Ну, слава богу, — тучный приподнялся и замахал руками, чтобы привлечь к себе внимание. — Граждане! Арка номер два не работает по техническим причинам! Приносим извинения!
Очередь понуро разбрелась, бормоча нечленораздельные ругательства.
— А что я?.. — тихонько, не питая особых надежд, подал голос Инокентий.
— Вас бы осмотру подвергнуть… — почесал подбородок тучный. Инокентий весь сжался. Что с ним сделают, если найдут пистолетик?! Мысль, что несчастный пистолетик просвечивается на сканере ежедневно, не пришла к нему и сейчас. — Да хрен с вами, проходите, всё равно сумка проехала.
Инокентий со всех ног засеменил к лифту. Пол был сложен из темной зеркальной плитки, в которой люди отражались безликими тенями. «Вдруг не заметят, вдруг не заметят, вдруг не заметят», крутилась белка в колесе.
Но в лифте, окружённый десятком хмурых офисных работников, стоял начальник его отдела. Проглотив горький ком, Инокентий шагнул внутрь и поздоровался.
— Опаздываем? — ласково улыбнулся начальник.
Поскольку лифт тоже был отделан темной зеркальной плиткой, лысый, добродушный Алексей Владимирович выглядел тенью возмездия. Инокентий знал, надо ответить, может, перевести в шутку, улыбнуться, хоть что-то, но в горле собрался новый ком, коленки затряслись, и он не смог ничего.
Когда лифт остановился на их этаже, Алексей Владимирович придержал Инокентия за плечо, хотя у того и в мыслях не было выходить.
— Не торопись. Прокатимся.
Инокентий пробормотал в ответ что-то невразумительное. Страх и паника схлынули, будто кто-то вытащил пробку из раковины. Осталось только образы гестаповцев из фильмов про Войну.
Они вышли на тридцать седьмом этаже, который целиком занимал отдел кадров. Алексей Владимирович повёл Инокентия в самые недра отдела, не забывая здороваться со всеми мало-мальски значимыми сотрудниками. Затем свернул в неприметный закуток и постучал в дверь.
— Войдите!
В клаустрофобно тесную клетушку кто-то умудрился впихнуть стол и три табуретки, на третьей из которых покоился пластиковый электрочайник. На стенах в причудливом порядке смешались заметки по работе, постеры с полуголыми героинями видеоигр, старые календарики…
— Здравствуйте, Олег. — Алексей Владимирович был сама благожелательность.
— Артём, — из-за древнего монитора а-ля «рыбий глаз» выглянула блондинистая шевелюра. Лица за колонной бумажных папок было не видать.
— Богатым будете. Тут со мной опоздамший сотрудник…
— С объяснительными не ко мне, — шевелюра нырнула обратно за монитор.
— Мы не за этим. Вы пробейте по базе, какой он по счёту опоздамший.
Инокентий, к своему стыду, не удержался от обречённого стона. Три года назад на глаза Самому попал документик с числом опоздавших за год. Их было на пять человек больше нормы. Тогда Сам волевым росчерком утвердил роковой указ. Отныне каждый пятнадцатый опоздавший безоговорочно вышвыривался из корпорации — если за него не вступится непосредственный начальник. Если начальник не вступался, отдел получал какую-нибудь полезную мелочь: новенький стол, или компьютер посовременней. Первые пару недель опоздания среди любимчиков, незаменимых для общего дела наглецов и просто умников, тщательно высчитывающих количество опозданий, зашкаливал. Тогда в дело вступили карательные отряды менеджеров, которые изрядно переработали указ и вернули голубчиков к реальности. Изменилось многое, но суть — «расстрел» каждого пятнадцатого, не делась никуда.
— Четырнадцатый, — сообщил Артём.
— Как повезло… — сквозь зубы прошептал Алексей Владимирович. Спохватившись, он надел свою обычную ласковую улыбку и повторил громче: — Как повезло вам… э… хм…
— Инокентий, — подсказал Инокентий. И добавил почему-то: — С одной «н».
— Эй, подождите, — раздалось из-за монитора. — Не туда посмотрел. Пятнадцатый.
Внутри Инокентия что-то рухнуло. Улыбка Алексея Владимировича расцвела.
— Ты же понимаешь, ничего личного… э…
— Инокентий, — подсказал Инокентий, наваливая пожитки поверх портфеля на дне картонной коробки.
— Иннокентий, — легко согласился Алексей Владимирович. — Мы уже полгода выбиваем эту штуку для отдела. Старая-то на ладан дышит, сам знаешь…
— Знаю, — пробубнил Инокентий.
— Блокнот чистый? Оставь, пригодится. Ручку тоже, не твоя. Да не переживай, у тебя вся жизнь впереди. Здесь тебя нескоро забудут… О, вот она! Смотри, не задерживайся!
И Алексей Владимирович умчался к курьеру, чтобы первым опробовать новую кофеварку.
Разговор этот снова и снова гудел в голове, пока Инокентий брёл по городу с картонной коробкой в руках. Многолюдные проспекты сменялись тенистыми бульварами, окаймлёнными девятиэтажками, от бульваров тянулись уродливые отростки переулков, которые сплетались в хитроумную паутину. Места, где паутина спутывалась в беспорядочные нагромождения пяти— или шестиэтажек, автопилот Инокентия обходил за версту.
А разговор всё повторялся, как зацикленная запись, ускоряясь с каждой перемоткой, пока сознание одним махом не оборвало эту сумасшедшую круговерть…
Инокентий привычно замедлил шаг на тысяча триста восемнадцатом шаге от дома и заглянул в то самое окно. Кошки не было, а место кактуса заняла увядшая герань. Домой не хотелось. Он присел на лавочку под двумя молодыми берёзками, которую раньше никогда не замечал, и поставил проклятую коробку рядом с урной для мусора. Там ей и место. Затем, передумав, выгреб из неё портфель.
Первые пять минут была только пустота. Инокентий вдыхал аромат города, ощущая на коже звенящий холодок, слушал рычащую какофонию автомагистрали и отмахивался от выхлопных поветрий. Деревья шелестели умиротворяюще. Но потом разговор вернулся, и он позволил себе изменить его до неузнаваемости…
Инокентий оправдывается перед Алексеем Владимировичем, объясняя, почему впервые опоздал за годы своей безупречной службы. Затем робко предлагает купить кофеварку из собственных средств, если только его оставят на работе. Осмелев от удивительной свободы, на третий дубль он уже блистает красноречием, доказывая Алексею Владимировичу свою исключительную необходимость для фирмы… Сначала Алексей Владимирович просто оставляет его на работе, но Инокентий уже вошёл во вкус, и начальник повышает его, назначает своим преемником, пророчит кресло Самого…
Но Инокентий непреклонен: он уже принял решение, на которое не в силах повлиять никто и ничего, даже обнажённая красотка из мартовского номера «Сексофонисток». Алексей Владимирович бросается ему в ноги, умоляя остаться. А Инокентий громит своё рабочее место невесть откуда взявшимся пожарным топором (идею он подчерпнул из какого-то музыкального клипа) с чувством выполненного долга выбивает ногой дверь и уходит в закат. Работодатели со всего мира звонят ему. Признание, деньги,
