его маленькой жизни. А в новом садике, как ни крути, эта среда будет гораздо лучше, чем в детском доме, но в то же время привычной. И, вообще, ребенку полезно видеть кого-то кроме двух родителей.
– Если согласны, собирайте справки, – сказала Заславская, – Я поговорю в садике, куда моя Ия ходит, с тех пор как мне ее сестра доверила. Тоже четыре года, как и вашему красавцу. Там нормальные воспитатели, и вы можете отдавать ваше сокровище туда на пару-тройку часов для начала. А там посмотрите.
Через неделю Петя отправился с Иваном Петровичем в садик, провожаемый Ниной, у которой дрожали руки, хотя Иван Петрович укоризненно поглядывал на нее.
В первые дни было тяжеловато. Но прошла неделя, началась другая. Петя уже деловито собирался утром в садик, выбирал игрушку, которую хотел взять с собой, брал Ивана Петровича за руку без слез и ступора, и они спускались по парадной лестнице старого дома на Петроградской стороне, считая ступеньки. Ступеньки вслух считал Иван Петрович. А Петя следил за ним. Если вдруг Иван Петрович ошибался, Петя вставал как вкопанный и на следующую ступеньку не спускался, пока ошибка не была исправлена. Петя любил точность, тут они с Иваном Петровичем были впрямь родные.
На свете еще встречаются счастливчики, сохранившие дружбу с самого детства.
Петя шел в детсадовскую группу безо всякой радости, внутренне сжавшись и готовясь к новому испытанию. Но нашел там друзей и стал там центром восхищенного внимания, даже несмотря на то, что ни с кем поначалу не разговаривал. Причиной стала его страсть к прыжкам. Когда Петя огляделся в игровой комнате, убедился, что нет надобности держать круговую оборону, он сходу заприметил пять отличных возвышений, годных, чтобы на них забраться и спрыгнуть.
Сперва Романа, потом Ию и остальных детей Петя заинтриговал покорением высот и прыжками. Петя перепробовал все, что было выше пола, все, на что он мог забраться, – стулья, пуфики, спортивные снаряды, подоконники в игровой комнате, горки, скамейки, лесенки на прогулке. Роман с Петей стали неразлучными друзьями-альпинистами и начинающими паркурщиками, слегка взбодрив воспитателей.
Свободолюбивая Ия иногда к ним присоединялась, а иногда удалялась играть или рисовать, и тогда она отнюдь не приветствовала, если Петя с Романом пытались прыгнуть со стола, где были разложены ее рисунки и карандаши. Ия уже в садике безжалостно изводила бумагу и краски, пытаясь донести до человечества неземную красоту и какую-то важную идею.
Воспитатели хвалили Петю за отличный аппетит и аккуратность. Тут ему, и правда, не было равных. Несмотря на легкую эпидемию прыгучести и лазания, охватившую по Петиной вине всю младшую группу, он стал любимцем у воспитателей, которые прониклись его непростой историей и поддерживали его активность и жизнелюбие, хотя и произвели кое-какие полезные перестановки мебели в игровой комнате.
В итоге Иван Петрович, а чуть позже и Нина согласились, что Вера Заславская дала им отличный совет.
То, что Петя поначалу не разговаривал, его дружбе с Романом не мешало. Напротив, Роман научился представлять интересы молчаливого друга. В четыре года он просил добавки для себя и Пети, отвечал за Петю, если к нему были вопросы и зорко смотрел, чтобы Петя не пострадал, если что-то надо было выбрать или попросить вслух. А Ия как-то решительно оттащила дурачка, решившего подразнить молчаливого Петю.
Но Петя молчал недолго. Он начал оттаивать. Плохое забывалось, у него была настоящая семья, и он уже не опасался, что папа и мама вдруг исчезнут. И говорить он начал довольно скоро. Произошло это событие на парадной питерской лестнице. Одним прекрасным для Ивана Петровича и Нины утром Петя первым подбежал к ступенькам и начал их считать, спускаясь. Так он прошел весь пролет вниз, сосчитав от одного до пятнадцати, и поднялся обратно, считая от пятнадцати до одного. Родители были счастливы.
Однажды ты вдруг понимаешь, что у тебя нет мамы. То есть мама жива, она где-то ходит, ест, спит, живет, гуляет по другому городу, нянчит младшего сына, но рядом с тобой мамы нет. У всех есть, а у тебя нет. С отсутствием отца ты смирилась, его в твоей жизни никогда и не было, следовательно, и потери не случилось. А маму ты всегда ждала. Ждала, начиная с того дня, когда она тебя маленькую привезла в странный тети Верин дом, забитый книгами до потолка, и обещала вернуться и забрать, “когда все наладится, подожди, доченька”.
Если честно, то, во-первых, все у нее так никогда и не наладилось. А во-вторых, мама иногда возвращалась. Раз или два раза в год старалась приезжать, оставляя новую семью, привозила тебе подарки, играла и гуляла с тобой, уже подросшей и слегка незнакомой дочкой. Но она не вернулась навсегда и не забрала тебя обратно. В какой-то из ее приездов ты услышала, как она сказала тете Вере: “Я не смогу ее забрать, Вера. Прости. Ты справишься с ней?”
И ты, пухлый колобок, пятилетняя Ия, расстроилась, устроила настоящую истерику и громкий плач, который твоя измученная и уже не такая родная мама запомнит навсегда. Но постепенно ты остыла. Если честно, ты никогда не была одна. Вера всегда была рядом. Она не называлась мамой, она была не похожа ни на твою маму, ни на одну из мам твоих детсадовских друзей или одноклассников. Вообще-то, она была гораздо лучше их всех вместе взятых, и ты чем дальше, тем лучше это понимала. Просто до поры до времени тебе не хватало мамы.
Обида на маму и жалость к брошенной себе ушли в один день. В этот день ты и тетя Вера приехали в Москву, где у Веры была конференция. Отсидев с альбомом и книжками в складках актового зала заумные доклады, вы после Вериного выступления рванули на пригородном поезде в город, где жила мама со своей семьей, которую она никогда не бросала.
Город был небольшой. Наверное, он был даже милым, несмотря на бедность и проистекавшую из нее неухоженность. Двух и трехэтажные дома вдоль улиц. Залатанный асфальт и местами облезлая штукатурка. Сияющие купола церквей. Странные полосатые черно-белые поребрики. Иногда вдруг за поворотом старая краснокирпичная кладка, открывающая окно в другую историю.
У твоей мамы там была обычная жизнь и обычная семья. Ничего похожего на твою жизнь у тети Веры. Все по-другому, совсем другие запахи и слова, вежливые, но настороженные мамины домочадцы. Ни одного свободного угла, негде поставить мольберт или разложить краски и бумагу, непривычная еда, громкий телевизор, иконы по углам. Тебе
