300/300
Мана: 100/100
Выносливость: 300/300
Характеристики:…
Навыки:…
Негативные эффекты:
«Порченая кровь»
Достижения:
«Дитя скверны», «Основа Изумрудного тигра», «Эмпат», «???»
Допустим, что я знаю смысл про кровь и дитя, а про оставшиеся два узнаю в городе, когда с Линой зайду оценщику. Но вот что под закрытым достижением? Бонус от животной основы — «Эмпат», чем бы это ни было и двойной получить невозможно. Хорошо, с этим разберусь тоже у оценщика. Уровни ей ещё вчера просчитало, а очков характеристик и навыков дали стандартно — это полностью подтверждает, что не раскрытая животная основа блокирует увеличение уровней. Сотня маны при нулевой магии тоже от её основы. Хм. Есть идея одна, но это вечером.
Но уже сейчас хотелось прыгать от радости, что мой план сработал. Да ещё так рано. Я уже рассчитывал года два кормить Лину этой твороженной бурдой, а тут такой шикарный подарок! Сейчас Лина придёт и проверю её шерсть. На самом деле, я и так знаю, что всё в порядке — но я хочу быть полностью, даже абсолютно уверенным. Ну, где она там? Я уже не могу терпеть!
Зайдя в комнату, эльфийка увидела то, что всю оставшуюся жизнь будет сниться ей в кошмарах. Я стоял посреди комнаты с поднятыми руками с защитными перчатками на них, безумным взглядом смотрел на остроухую, злобно ухмыльнулся и властным голосом произнёс:
— Раздевайся!
— Я…
— Никаких «я»! Мне надо проверить шерсть на твоей спине, так что разденься и повернись.
Лицо Лины было красным от стыда, когда она робко снимала с себя одежду. Но не было похоже, что она сопротивлялась — мои слова были не приказом, но лишь просьбой и раздевалась остроухая по своей воле.
Я заворожённо смотрел на шерстяной покров её спины — настолько белый, насколько вообще способен быть белым и чистым снег, падающий с неба в самые сильные зимние морозы. Изумрудного цвета полосы разрезали его, как золото режет собой простую каменную породу, заставляя каждого разумного желать этот самородок, порождая безумное стремление бросить всё и посвятить себя прекрасному…
— Хозяин? — голос Лины вывел меня из прострации. Я мотнул головой, приводя мысли в порядок.
— Всё хорошо. Пока стоишь, вложи по пять очков в силу, ловкость и выносливость. Остальное не трогай. Очки навыков тоже не вкладывай: у тебя ничего существенного нет, поэтому лучше их сохранить. Поняла?
— Да, — Лина тихонько зашептала молитву богам.
Чёрт, это не шерсть, а какое-то наваждение: тянет к себе и тянет! Настолько завораживает, что даже причины этого загадочны. Да и сами эти приступы помешательства крайне странные: не помню, чтобы раньше такое было. Это только с Линой меня перекручивает. Ладно, надо сконцентрироваться.
Твёрдой рукой я взял клок белой шерсти и аккуратно отрезал его, стараясь не повредить подшёрсток. И тем более кожу. Кое-как сняв перчатку, я медленно, боязливо потрогал пальцем клок.
— Смотри! — я подошёл к Лине, прикрывшей руками свою маленькую грудь, и показал, что эффекта нет. Но Лина ничего не поняла.
Из моей головы совсем вылетело, что год назад она была в отключке, когда я так делал. Просвещая её в детали прошлого опыта, я открыл склянку, капнул на шерсть несколько бледно-зелёных капель и вернулся обратно. И быстро коснулся этого клочка белой шерсти.
Лина вскрикнула и попятилась назад. Как пожар в сухую летнюю пору, за секунды поглощая целый лес, чёрный цвет, отблескивая смолью, полностью заменил белый.
— Что… что произошло?
— Не пугайся. Давно, когда твоя основа была закрыта, шерсть при контакте со скверной просто превращалась в труху и рассыпалась в пыль. Сейчас же, вот когда я тебе показал в первый раз, ничего не случилось. Ведь так?
— Да.
— Это потому, что шкуры изумрудного, лазурного и других тигров из нефритового семейства отторгают скверну. Если проще, то эти тигры, и несколько других видов животных, могут жить в порченых местах и не подвергаться осквернению.
Глаза Лины расширились от удивления, ибо немногие учёные мужи знали о таких подробностях.
— Но она почернела!
— Я покрыл её особым реагентом: алхимической смесью из глазной жидкости циклопа и сока сребролиста. Она способна инвертировать… — Лина захлопала глазками, услышав непонятное слово. — Эм… переворачивать свойства некоторых предметов. Твоя шерсть, как пример, стала впитывать в себя скверну, что гнездится в моём теле.
Лина выглядела как разумный, у которого в голове есть список вопросов и каждую секунду в него добавляется десяток новых. Но она стоит и не может выбрать хотя бы один из них.
— А дальше? — наконец спросила эльфийка. С придыханием, словно собираясь запомнить каждое словно и высечь в камне, как первозданную истину. С приоткрытым ртом, подрагивавшим от возбуждения. И с широко раскрытыми глазами, будто пытаясь поглотить меня тёмно-зелёным омутом.
— А дальше ты приготовишь мне чай, — я показал пальцем на её живот. — Но сперва оденешься.
Отскочив, Лина больше не прикрывала свою наготу, и за это время я вполне убедился, что её тело оправилось и окрепло. Хотя, из-за стольких лет недоедания и закрытой основы — оно больше похоже на тело парня, чем девушки. Но, если увеличить ей съедаемые порции и дать физических упражнений и нагрузок на бёдра… Думаю, что-то вполне симпатичное из неё могло бы получится.
Лина моментально покрылась краской, стоило ей познать всю глубину своего позора. Пискнув как маленькая мышка и пытаясь прикрыться одной рукой, она другой подняла одежду и стремглав выскочила в соседнюю комнату.
— Лина! Чай!
— Да.
По передней комнате, быстро перебирая ножками, пробежала девушка лишь в одних исподних шортах да наполовину надетой рубахе. И скрылась за дверью. Спустя секунду со стороны веранды донеслось повизгивание. Влетев обратно и чуть не упав, эльфийка схватила оставшуюся одежду и умчалась, прикрывая своё красное от стыда лицо.
Наблюдая за этими перебежками, я засмеялся, приложив кончик мизинца к уголку рта. Откуда у меня появилась привычка делать так в особые периоды собственной гнусности я не знал, но чёрт возьми — мне это нравилось!
Чай мы пили долго, и молча. Не потому, что Лина с румяными щеками дулась и смотрела только в свою чашку — я всё не прекращал ехидно посмеиваться над эльфийкой. Успокоился я только посмотрев в окно. Солнце было высоко. Близилось обеденное время. Я быстро выпил остывший чай и стал готовиться к выходу.
— Вы куда? — робко спросила эльфийка.
— В деревне женщина одна должна родить со дня на день, если уже не родила. Хочу зайти и спросить про здоровье. Просто акт вежливости, не больше, но надо поддерживать с деревенскими хорошие отношения — это выгодно. Как минимум — ничего лишнего спрашивать не будут, в случае чего. Хочешь пойти со мной?
Идя по улице и вдыхая ещё влажный воздух, я наслаждался видом деревни, постепенно оправляющейся от последствий зимы: разумные чинили плетёные изгороди, латали черепичные, но в основном деревянные крыши, белили стены домов и старательно чистили дымоходы. Ожив после зимы, крестьяне хотели успеть как можно больше до начала полевых работ.
— Ой, господин лекарь, здравствуйте! А подождите немного! — на крыльце одного из домов появилась и сразу же исчезла женщина. Она неделю назад прибежала вся в слезах, а теперь чуть ли не летела на встречу с мешочком в руках и благодарным взглядом. — Спасибо вам большое, господин лекарь! Сыночек мой на поправку-то пошёл, а всё благодаря зельям вашим, ага! Вот, возьмите от нас, пожалуйста!
В мешочке лежали пустые флаконы из-под зелий, которые я сделал для её ребёнка. В отдельном свёртке лежал кусок домашнего сыра. Немного солёный и только что вынутый из-под пресса.
— Вкусный. Спасибо.
— А вы куда идёте-то? К старосте? — женщина заискивающе стрельнула глазками в надежде получить новую тему для очередных деревенских слухов и сплетен.
— Нет, к роженице. Про здоровье узнать. Ничего не слышно про неё?
— А как не слышно-то? Слышно уж как пару часов. Как пошла толкать, так и орёт на всю деревню матюгами. Я уж не знаю как своим уши затыкать! Она-то привычная, шестого уж толкает, да глотка у неё широкая, так что всё у неё… — по деревне прокатилась волна отборного мата. — О, как орёт! Жива значит.
— Жива. Но я всё равно пойду и проверю. Спасибо за сыр. Если что случится, то обязательно приходите.
— Ой, что ж мы без вас делали-то, господин лекарь? Конечно придём! Спасибо вам большое от всех моих!
Я поспешил
