которую он может тебе предложить, весьма специфична. Оборотнем он тебя сделать не сможет, но если ты станешь его подругой, то жить придется по законам стаи. Например, ваша первая ночь должна пройти в присутствии оборотней. Иначе ваших детей никогда не признают, как потомков главной пары. Если вожак погибнет – подруга отправляется следом за ним. На жизнь без него она не имеет права. И должна либо покончить с собой, либо позволить членам стаи убить себя. Ты уже знаешь, как убивают оборотни – разрывают на куски. Подруге вожака придется участвовать во всех ритуалах стаи, а их много, и большинство – покажутся дикими той, что сама не является оборотнем.
Договорив, Макс оставил мое плечо в покое. Совсем рядом что-то вновь заплескалось, будто он решил прополоскать белье.
Приоткрыв и скосив один глаз, я увидела бывшего друга склоненным над тазиком и промывающим кусок белой ткани. Вода в тазике была окрашена в подозрительно светло-зеленый цвет. И вокруг витал аромат трав.
– Тебе нравится меня лечить? – вопрос был риторическим, потому что спокойно мне не лежалось. Хотелось либо сбежать, либо уснуть – другие варианты не устраивали. – Лучше бы тебе нравилось меня не калечить.
– Мне нравится все, что связано с тобой, – невозмутимо согласился Макс. И продолжил: – Мне нравится, когда ты рядом.
– А меня от этого воротит, – упрямство всё еще жило во мне и никаким серебром его не вытравить.
– Ты не сможешь мне противиться, – с тихим смехом, таким интимным, что пробирало до внутренностей, заявил Макс.
Откинув одеяло, он обнажил мое бедро и принялся протирать рану на нем. Его движения были мягкими, плавными, бережными, и это так разительно отличалось от всего того, что было в подвале. И я уже и сама не понимала, какой он – жестокий или любящий, заботливый или беспощадный, злой или добрый. Всё топилось в одном глубоком котле.
Может быть, я зря ищу ту грань, с помощью которой могла бы отделить одно от другого. Потому что он – неделим. Многогранен. Всеобъемлющ.
И любовь его также безгранична, как и ненависть.
– Не хочу быть подругой вожака, – тихо заметила я, накрывая глаза ладонью, потому что свет, который горел в этой комнате без окон не потухая, утомлял и стимулировал ломоту в висках, пробиваясь даже сквозь сомкнутые веки.
– Он может не спросить твоего желания, – просветил меня Макс. Покалывание, к которому я успела привыкла в руке, распространилось и на ногу, добравшись аж до пятки.
Его заявление мне не понравилось, но не удивило. Прежние законы я помнила отлично, в своё время досконально проштудировав древние талмуды, хранилища наших знаний.
– Старые правила? Право победителя и всё такое? Разве к этой ситуации оно применимо?
– К сожалению, да.
– Можно захватить добычу, но заставить добычу жить с собой невозможно. Ведь добыча остается добычей только до тех пор, пока не победит захватчика.
– Возможно, – уклончиво согласился Макс. – Но на войне нет правил.
– Война… Опасная затея. Развязав одно противостояние, можно увязнуть в другом, гораздо более масштабном.
– Намекаешь, что твоей отец не примет зятя-оборотня и внуков, которые не способны плавать, зато отлично выслеживают зайцев и кабанов? – Макс закончил с ногой и накрыл её одеялом, что не могло не радовать, потому что кожа невыносимо зудела и ныла, будто жили тянули. – Для Гриши это всё не имеет значения. Если он не сможет тебя завоевать, то возьмет силой. И после этого уже никто не сможет вмешаться. Что сделает твой отец? Выведет свои войска на сушу и обрушит на волков?
– Именно так он и сделает, – криво усмехнулась я, не разлепляя глаз.
– И всё равно не сможет тебя найти, – вздохнул Макс. – Думаешь, волки глупы, слабы и наивны? Нет, малышка, них есть множество тайн и особых приемов. Например, по городу разбросано с десяток схронов, мест, где можно спрятаться так, что не найдет даже морской бог. И где тебя будут держать столько, сколько понадобится. Достаточно обшить стены серебряными пластинами – ты и рыпнуться не сможешь. В воде бы еще поборолась, но к ней тебя близко не подпустят. Пойми, для вожака пара – это всё. Гриша пожертвует любыми своими волками, лишь бы удержать тебя при себе. Волков он еще создаст, а вот вторую пару, если признает тебя таковой, ему больше не найти.
Короткий всплеск, кажется, он бросил тряпку в воду, встал и унес тазик обратно в угол.
– Кем бы ни был он, но я – всё еще дочь короля.
– В землях, контролируемых твоим отцом – да, – послышался голос Макса от двери. – Но за их пределами ты – всего лишь девушка, с которой не так уж трудно справиться тому, кто имеет власть и охвачен желанием. Отдыхай. Я скоро вернусь.
Он ушел. Я лежала с закрытыми глазами, размышляя.
В первую и главную очередь необходимо было выбраться из этой почти комфортной тюрьмы и найти Нису. После того, как я не вернулась из туалета, подруга наверняка начала сходить с ума и принялась перетряхивать всех, кто оказался рядом и попал под раздачу. А раздавать подружка умела только угрозы и тумаки. Скорее всего, она уже выяснила, кто потрудился над расколом нашей звездной двойки. И конкретно сейчас составляла список претендентов на внеочередной сеанс выбивания зубов. Допустим, я даже успею её перехватить раньше, чем она явится выбивать зубы Максу.
Но что мне делать потом?
Самой привлекательной показалась идея на время спрятаться. Но где? Дома долго просидеть не дадут, вломятся, выбив либо двери, либо окна, либо всё сразу. К отцу сунуться равносильно прыжку в петлю. Во дворце запрет и дверь охраной подопрет. Лучше всего было бежать из города, и подальше. Но ни одно из известных мне мест на карте не казалось чем-то, частью чего хотелось бы стать. Да и разбираться с проблемами сидя за пару сотен километров не очень эффективная стратегия. А сейчас как никогда важно было быть эффективной.
На ум пришел Князь.
– Надо найти способ связаться с Яном, – прошептала я самой себе в тот момент, когда с тихим шорохом отворилась дверь.
Вернулся Макс.
В руке он держал белую кружку. В неё был горячий напиток, что легко определялось по густому сизоватому пару, поднимающемуся над емкостью.
– Вот, – подойдя, протянул мне кружку Макс. – Выпей.
– Что это? – срывающимся голосом, спросила я, не скрывая подозрения.
– Не бойся, – усмехнулся он и в этом искривлении губ не было ни капли радости, одна концентрированная горечь. Кажется, его ранило моё недоверие. – Я не
