Лев. — Концы с концами не сходятся. Подожди, вот вернется Илья…
— Марлинский больше не появится на нашем пороге, — прохрипел Филипп Михайлович, очухавшись.
— Что⁈ — Лев подумал, что ослышался. — Ты же сам сказал, что в случае неудачи с Таврино, завоевать его доверие. Даже Софью вырвал из ШИИРа, чтобы она помогла Илье… расслабиться. Так…
— Я передумал! Он наш враг. Думаю, Марлинский куда хуже, чем все Горбатовы и Рощины вместе взятые.
Лев нахмурил лоб и посмотрел на Соню. Та сидела, опустив глаза, и молча теребила простынь.
— Может, ты… нездоров? — предположил он. — Вчера ты говорил ровно противо…
— Неважно, что я вчера говорил! — фыркнул дядя, и его глаза сверкнули. — Слушай, что я говорю сейчас и…
И его вновь скрутило. Кашель терзал великана все сильнее и сильнее, и через полминуты он упал на колени. От такого зрелища Соня побледнела и всхлипнула.
Лев вскочил и хотел помочь ему подняться, но Филипп Михайлович только отпихнул его от себя.
— … отойди! — выдохнул он. — Твое время еще не пришло! А может быть, и не придет вовсе…
— Дядя, фокс… — покачал головой Лев.
— Будет висеть в петле! — ухмыльнулся Филипп Михайлович и обвел глазами обоих. — Первая за попытку укусить руку, которая ее кормит, второй за то, что шумит под окнами у честных господ. Обоих ждет виселица. Или как сейчас избавляются от нелюдей? Забудь об этой шкуре. Думай о благе рода! И ты, Соня! Твое тело принадлежит роду! Ну, чего молчишь?
— Да… дядя, — пролепетала она. — Мое тело — принадлежит роду.
— Вот-вот, и посему никакого ШИИРа. Сегодня же поедешь и отчислишься. И ты Лев даже не думай, что сунешься в эту помойку.
Лев хотел было возразить, но от одного дядиного взгляда у него мурашки забегали по спине. В нем как будто засел кто-то чужой. Тот Филипп Михайлович, с которым он разговаривал вчера, был, конечно, грубоват и ворчлив, но не настолько.
А еще эти зрачки… Это так свет падает, или они в самом деле как у кошки?
— Ты не мой дядя, — сказал Ленский, схватив дрожащую Соню за руку. — Мой дядя привечал нелюдей, заботился об образовании дочери, а не…
— Глупец! Люди меняются! — грохнул дядя столу и вырос над ними как скала. Его ладони упали на колышки кровати, и она затрещала под его весом. — Нелюди — это ошибки юности! Завтра разгоним весь штат, и наберем нормальных ЛЮДЕЙ. И правильно: от тварей нужно избавляться, как и от врагов! И ты…
Он уткнул палец в племянника.
— Поможешь мне, хочешь ты этого, или нет! Иди приведи себя в порядок, а через пару часов поедем к Горбатовым. Нам есть о чем поговорить.
— Еще чего? — ухмыльнулся Лев, обняв Соню, которая дрожала то ли от лихорадки, то ли от страха. — В Союзе мы боролись с монстрами в человеческом обличии. Ты, кстати, тоже. Жаль, что сам стал монстром на старости лет.
И с этими словами он поднял Соню на ноги и повел на выход. Едва они дошли до двери, как она захлопнулась прямо у них перед носом.
— Стоять! — гаркнул Филипп Михайлович. — Вы не выйдете отсюда, пока не покаетесь!
Его белые глаза вспыхнули. По ковру прокатилась волна энергии.
Лев нахмурился — лицо дяди исказилось в такой звериной гримасе, что ему самому впору становиться нелюдем.
Ох, на сколько же подобных мудаков он насмотрелся в Петербурге! В молодости все были известны смелостью, лихостью и вольным нравом, а, заимев седины и должность, на корню изменили своим принципам. Стали «приличными» людьми.
Однако как же странно… Позавчера Лев заехал в дом, вся прислуга которого на девяносто процентов состояла из нелюдей. Так какого черта дядя несет эту чушь? Как можно так сильно измениться за какую-то ночь…
И тут его кольнула догадка, но такая слабая и неоформленная, что он не смог ухватить ее. Некогда было раздумывать — чудовище наступало на них.
Белые рыбьи глаза с вытянутыми зрачками мрачно горели из полумрака спальни. Кулаки напоминали молоты.
— Дядя, это не ты… — задушено проговорила Софья, вжимаясь в дверь. — Это в тебе говорит болезнь!
— Молчи, развратная сука! — зарычал Ленский-старший и попытался схватить ее, но Лев встал у него на пути и отпихнул.
— Ах ты! — скрипнул зубами Филипп Михайлович и оскалился.
А зубищи у него на загляденье. Клыков целый набор. Кривых и желтых.
Вспыхнув, огромный кулак влетел в дверь, и грохнуло так, что она едва не слетела с петель. Соня, прижав ладони к лицу, съехала на пол.
Лев остался недвижим.
— Отойди, дядя, — твердо сказал он, и тут Филипп Михайлович не стерпел. Окончательно потеряв человеческий облик, он вновь вскинул кулак, и тогда Ленский с силой пихнул его в грудь.
Жирная гора зашаталась и взмахнула руками. Филипп Михайлович попятился, и тут ему под ногу попался свернутый кусок ковра. Он оступился и полетел на пол. Бахнуло так, что Ленский на мгновение подумал, что пол сейчас провалится.
Дядя лежал на ковре, широко расставив руки. Его губы беззвучно шевелились:
— Ты мне не… — коснулось ушей Ленского, а потом Филипп Михайлович затих.
* * *
— Цела? — спросил я, когда мы с подругой вновь сошлись в коридоре и побежали на поиски «точки».
Коридоры все не кончались, сирена преследовала нас по пятам.
— Угу, — пробурчала Метта, отряхиваясь от потрохов. — Тихо, слышишь?
Я прислушался, и моих ушей коснулся телефонный звонок. Он звонил где-то далеко, но слышался отчетливо.
— «Точка» выхода! Быстрее!
Мы прибавили шагу, и скоро вылезли на железнодорожные пути. Наконец-то запахло хоть чем-то кроме затхлости и сырости, а над головой не языкастые монстры и плесень, а небо, пусть и затянутое серостью.
Вдоль многочисленных путей носились товарняки, так что нам пришлось поберечься. Поперек тянулись мостики, и стоило нам выйти на открытое пространство, как сверху загрохотали очереди.
— Бежим! — крикнул я, и мы, отстреливаясь, бросились внутрь медленно двигающегося вагона.
Пули рикошетами зазвенели по металлическим стенкам. Полетели гранаты, но взрыв застал нас уже внутри. Пробежав вагон насквозь, мы выбили двери и спрыгнули на пути с другой стороны состава. Солдаты все буравили:
— Они убегают! Требуется поддержка. Код 6–78−2–00–11!
— Приятно. Сканируем биологический материал!
Подстрелив по пути еще парочку врагов,
