пожал плечами Ершов. – Всё нормально?
- Почти! – отозвался Устинов. – Ты уже курил?
Дождавшись отрицательного ответа, Денис показал пачку «Космоса», предложил выйти. Документы прятать-убирать в сейфы не стали, просто закрыли кабинет на замок, а ключ забрали с собой. Благо выходили ненадолго. А второй, запасной, ключ находился у дежурного, получить который даже руководителю было не так просто.
На скамейках, под яблоней в курилке уже сидели несколько сотрудников, как и они, вышедших на перекур. Устинов, предупреждая возможные вопросы Ершова, отмахнулся, мол, потом, попозже.
Коллеги-курильщики оказались с 3-го отдела, недавно вернувшиеся из командировки из Москвы.
- Ну, как там? – нейтрально поинтересовался Ершов.
- Как лошадь на свадьбе, - отозвался оперативник Виктор Проскурин, который был моложе всех. – Морда в цветах, жопа в мыле! Жили в Пекине. Завтрак в 7.00, отбой как получится.
- А получалось иногда, что и после полуночи, - добавил другой, постарше. – Даже командировочные целы остались.
И пояснил:
- Тратить некогда было. Ночлег, кормёжка за счет государства. Разве что сигареты покупали…
- А расслабиться? – Устинов выразительно щелкнул пальцем по горлу.
Собеседник вздохнул:
- Один в нашей группе с костромского Управления расслабился. После отбоя пару рюмок коньяку принял. Утром домой уехал. Сто пудов потом «в народное хозяйство».
«Народное хозяйство» означало увольнение со службы.
- Кто-то сдал что ли? – ухмыльнулся Ершов.
Собеседник промолчал. Разговор заглох сам собой, опера выкинули окурки в урну. Ершов с Устиновым остались одни.
- Зато отгулов заработали! – заметил Ершов.
- Кто тебе даст отгулять эти отгулы? – ухмыльнулся Устинов. – Разве что перед пенсией. Да и то. Ты не в курсе, что через три года отгулы аннулируются?
- Да ну?
- Вот тебе и ну!
Денис помолчал, потом сунул руку в карман, вытащилчерную пластиковую коробку величиной со спичечный коробок. Одна сторона была затянута частой металлической сеточкой.
- Смотри!
- Ну и что? – удивился Игорь. – А то я «закладок» не видел!
«Закладками» называли устройства для прослушки разговоров с радиомикрофоном и индивидуальным источников питания – батарейкой или аккумулятором.
- Ты видел где? – оскалился Устинов. – На работе, на учебе… А эта штука стояла у меня в машине под сиденьем. Понял?
- Так вот что ты…
- Ага. Когда за ключами под сиденье полез, её и нашел! – кивнул Устинов и добавил. – Не беспокойся, я её отключил! Машину отогнал в гараж, развинтил, вытащил аккумулятор.
- Вот такая хрень, Игорек! – добавил он.
- Блин! Наши технари с ума сойдут! – ухмыльнулся Ершов. – Утрата спецтехники - подсудное дело!
- Да, всё равно что оружие потерять! – согласился Устинов. – Давай думать, что нам теперь с тобой делать. Мы ж с этой хреновиной к нашему кудеснику ездили... Говорили про него всякое…
Ершов задумался, потом вдруг выдал:
- Знаю! Стопроцентный выход! С цыганочкой и прибаутками! Утрём нос и Хомяку, и «гестапо». И кудесника сохраним в лучшем виде!
Деревня. Пастораль. Лепота.
До деревни мы добрались в восьмом часу вечера. Темнеть еще не начинало, но вечерняя прохлада начала забираться под футболкой. В машине я вспотел, спина намокла, и теперь было неуютно.
- Я тебе говорила, рубашку одевай! – в очередной раз высказала мне maman.
- Да нормально, мэм, - ответил я в очередной раз. – Чуть-чуть осталось.
Как назло, по дороге не попалась ни одна машина. Всё как вымерло. Обычно хоть кто-то, но едет, останавливается, подвозит. Как-то раз нас подвез поп на шикарной черной «Волге». Причем, ему оказалось совсем не по пути – двигался он в соседнюю деревню. Тем не менее, довез, денег не взял, перекрестил, развернулся и уехал.
Честно говоря, идти пешком эти 12 километров от райцентра мне было совсем не трудно. Наоборот, меня словно переполняла энергия, которую я, казалось, получал от самой природы – от поля, мимо которого мы шли, от деревьев, стоявших вдоль дороги. Даже набитый доверху рюкзак и две сумки не казались тяжелыми.
Maman моих восторгов не разделяла. Уже на полпути она стала уставать, выдохлась и запросила пощады. Пришлось пару раз останавливаться минут на 15, отдыхать. Maman опускалась на травку посидеть. А я даже рюкзака не снимал.
- Ты что, совсем не устал?
- Не-а!
Maman с трудом поднималась. Уже ближе к деревне я не выдержал, отстал от неё и сзади просто-напросто «влил» в неё чуточку «живой» силы. Увы, заклинания от усталости я не знал. Но и этого хватило. Maman приободрилась, зашагала быстрей.
- Когда ж эта дорога кончится?
В этот раз баба Нюша ковырялась во дворе, возле кучи зерна, насыпанного на брезент. Отложив ведро с совком, она вышла нам навстречу.
- Мам! – maman раскинула руки для объятий. Я терпеливо встал в стороне, в ожидании своей очереди. Наконец она дошла и до меня. Бабушка крепко меня обняла, расцеловала в обе щеки, хлопнула по загривку, мол, вымахал будь здоров как! И иди в дом, не мешайся под ногами!
Потом опять переключилась на maman. По слезам и причитаниям бабы Нюши я понял, что она в курсе всех событий, приключившихся с maman: и про цыган, про нападения, про увечья, и про больницу. Интересно только, кто это всё до них донёс? Чья такая «добрая» душа напела-то?
Я не стал им мешать и пошел в дом, точнее в терраску, на свою жилплощадь. Здесь было всё, как и прежде: те же кровати, стол, стулья. Появился один предмет интерьера – плетеное кресло. Надо же! Я подошел поближе, провел рукой по подлокотникам, по спинке. Кресло было самодельным, сплетенным из ивы или другого аналогичного дерева, причем сделано недавно. Дерево еще пахло.
Я поставил сумки на пол, снял с плеч рюкзак. Интересно, а где Трифон?
- Трифон! – тихонько позвал я. Домовой не откликался. Я позвал опять, чуть громче. Ноль эмоций. Ладно.
Я поднял рюкзак. Понес в горницу. Рюкзак собирала maman, моих вещей там не было. Следом за мной вошли бабушка и maman.
- Сейчас баньку истопим, попаримся… - продолжала баба Нюша. Я тут же вспомнил про банника!
- Я сейчас! –
