даже не представляешь.
– А я, представь себе, здесь впервые. Ни разу тут не бывал в своей прошлой жизни.
– Да ладно! – изумилась девушка. – Серьезно? Как такое вообще возможно?
– А что мне тут было делать? – усмехнулся я, выходя из лифта. – Любопытства ради прогуливаться? Так им сроду не страдал. Покупать мне здесь тоже было нечего, не такие уж большие деньги я зарабатывал в банке. Их и небольшими только с натяжкой можно назвать. Да и ленивый я, ты же в курсе. Если бы не прижали меня сейчас к стене с давними обещаниями, то фиг бы я Москву день за днем копытил. Сидел бы спокойно в Лозовке, бродил по лесу, варил зелья и ругался с ведьмами.
– Это на тебя похоже, – прозвучал голос у меня за спиной, а после крепкая ладонь опустилась мне на плечо. – Но вообще заканчивал бы ты со своими невидимыми спутниками беседовать на глазах у всех. Человек, который сам с собой общается, всегда смотрится странно. Ладно, мы в курсе. А остальные?
– Остальным на меня начхать, – я дернул плечом, сбрасывая с него чужую руку. – Москва – город равнодушный, тут никому ни до кого дела особо нет, особенно когда речь идет о таких местах. На окраинах еще встречаются сочувствие и душевность, а в центре их давно выжгли каленым железом. Хочет человек с ума сходить – пусть его. Главное, чтобы на окружающих бросаться не начал.
– Тут ты прав, – вздохнул Нифонтов. – Пока жареный петух в задницу не клюнет, никто даже не дернется в чужую сторону.
– Петух, – хмыкнула Мезенцева, ехидно глянув на меня, после крутанулась на месте и застыла в той позе, которую я принимал на приснопамятном показе.
– Жень, сейчас поругаемся, – помрачнел я, поняв, куда она гнет.
– В самом деле, – согласился со мной ее напарник. – Реально перебор.
– Каждый думает в меру своей испорченности, – отвела глаза в сторону девушка. – Я ничего такого в виду не имела.
– Не обращай внимания, – посоветовал мне Николай. – Мы просто с пяти утра на ногах и не жрамши. Когда она голодная, то такую дичь несет, что даже у Ровнина уши, бывает, вянут. А он в этой жизни все, что можно и нельзя, повидал, потому обладает невероятными запасами терпения.
– Сюда вас чего занесло? – поинтересовался я. – Кого ловите? Ну, если не секрет.
– Не секрет, – улыбнулся Нифонтов. – Труп интересный образовался на цокольном этаже, из числа тех, которые по нашей линии проходят. Вот нас знакомые опера и дернули на предмет посмотреть.
– Они всегда так поступают, – добавила Мезенцева, в ее голосе сквозила нескрываемая неприязнь к сотрудникам местного ОВД. – Им лишь бы спихнуть свою работу на кого-то еще.
– Ты давай на людей не наговаривай, – велел ей Николай. – Просто так они нас ни разу не вызывали, не припоминаю такого. В прошлый раз тут эе ошивался, мы с Пал Палычем его ловили.
– Кого ловили? – в один голос спросили мы с Жанной.
– Эе, – повторил оперативник. – Как тебе объяснить… Ну, это такой восточный домовой. Вернее, дух, имеющий приблизительно ту же самую природу, но с учетом азиатской специфики. Тут, понимаешь, забавно вышло – открылась восточная закусочная, для пущего колорита ее декорировали натуральными предметами, привезенными из азиатской глубинки – то ли узбекской, то ли еще какой. Сельхозинвентарь, ковры, тюбетейки, колеса от арбы и так далее. И даже части дома. Настоящего дома. В результате за компанию сюда и эе притащили. А куда ему деваться? Он обязан следовать туда, где находится большая часть вверенного ему имущества.
– Ясно, – кивнул я. – А после начал чудить.
– Еще как, – подтвердил Нифонтов. – Народ-то у нас простой. То один колесо, висящее на стене, крутанет, то другой тюбетейку примерит, а третий вообще начнет еду критиковать. А эе это не нравится, он ведь харчевню эту своим домом считать начал. Обидеть угощение – все равно что оскорбить хозяев, которым он служит, такое не прощается. Чудо, что он никого не убил до того, как мы его схомутали.
– Ну и чего вы с ним в результате сделали? – спросил я. – Депортировали?
– Можно сказать и так, – уклончиво ответил оперативник. – Главное, что теперь люди заказывают там лагман и басму спокойно, никто им не мешает.
– Коль, поехали в отдел, – проныла Женька. – Я кушать очень хочу!
– Так, а… – я ткнул пальцем в сторону двух десятков кафе и ресторанов, что привольно раскинулись на этом этаже.
– Это ты богатенький ведьмак, – моментально вызверилась на меня Мезенцева. – А мы бедные госслужащие, у которых до зарплаты еще неделя осталась. Не на что нам в местные едальни ходить. И в магазины тоже!
– На самом деле она сгущает краски, – внезапно немного покраснев, сказал Николай. – Хотя цены в магазинах тут безбашенные. Всякое видал, но обычный зонт за двадцать тысяч – это, конечно, сильно. Или авторучка за пятьдесят.
– Да тут вообще магазинов больше, чем покупателей, – заметила Женька, которая оперлась на перила и смотрела вниз.
– Таких, как ты, – точно, – недобро улыбнувшись, произнесла Жанна.
– Но вообще в нашей встрече лично я вижу некий перст судьбы. – Нифонтов снова хлопнул меня по плечу. Его сегодня прямо как пробило на подобные жесты. Может, он книг по нейролингвистическому программированию начитался? Там как раз про подобные вещи пишут. – Мы идем после осмотра трупа, как раз тебя вспоминаем, тут хоп – вот он ты.
– Если что – понятия не имею, о каком именно трупе идет речь, – моментально среагировал на его слова я. – Никого не трогал ни тут, ни в каком другом месте. Ты знаешь, что я не по этой части. Все, что уже мертво, – это ко мне. А живых я не трогаю. По крайней мере, до той поры, пока они не пытаются с меня скальп снять.
– Да успокойся ты, – выставил перед собой ладони Нифонтов. – Тебя никто ни в чем не обвиняет.
– Пока не обвиняет, – ехидно добавила Евгения.
– Вот пустомеля, – Николай закатил глаза под лоб. – И потом тоже не будет. По крайней мере, относительно нынешнего покойничка точно. Но что примечательно, к тебе он все же отношение имеет. Причем, думается мне, самое непосредственное.
– Вы знаете, за что вас не любят те, кто живет в сумерках? – обратился я к сотрудникам отдела. – Не за то, что вы частенько толкуете законы так, как выгодно непосредственно вам. И не за то, что иногда переходите всяческие границы, запрещая при этом делать что-то подобное всем остальным. Вас не любят за то, что вы слова в простоте не скажете. Коль, ты можешь внятно объяснить, что к чему, а?
– Фамилия человека, которого нашли на складе мертвым, Чхирхава, – негромко произнес Нифонтов. – Зураб Чхирхава, двадцати лет отроду, уроженец города Рустави.
– Чхирхава, – повторил я. – О как!
– Ага, – с видимым удовольствием кивнул оперативник. – Племянник некоего Георгия Чхирхавы, предпринимателя, убитого в прошлом году. Двоюродный, надо понимать. Или даже троюродный. У грузин большая родня – это норма.
– И как же скончался этот молодой человек? – подался вперед я. – Есть какая-то ясность?
– Ну, это дело судмедэкспертизы. Но, думаю, при вскрытии будет обнаружено, что сердце у него лопнуло, как воздушный шарик. Добавим сюда синяки на шее и такое выражение лица, что даже местные опера, ребята опытные и много чего повидавшие, впечатлились, и получим очень любопытную картину. Для тебя, Сашка, в первую очередь любопытную.
– Пошли пожрем, – предложил я им. – Нет, серьезно. И Жень, это не подарок с барского плеча и не благотворительность. Я шел поесть, встретил друзей и предложил им составить мне компанию, потому хорошая застольная беседа иногда даже невкусную еду делает замечательной, а замечательную превосходной.
– С чего ты взял, Смолин, что я стану искать поводы, чтобы отказаться? – удивилась Мезенцева. – Говорю же, ты богатенький ведьмак, тебя на деньги выставить – святое дело.
– Лучше бы я один поехал, – вздохнул Николай. – Куда идем?
– Вон туда, – ткнул я пальцем в вывеску итальянского ресторана, находившегося неподалеку от нас. – Надеюсь, никто не против пасты и лазаньи?
Женька схватила огромный лист меню еще до того, как опустила задницу на удобный серый диванчик.
– Так-так-так, – забормотала она, водя пальцем по строчкам. – Вот это буду. И это. И это.
– Ты не поверишь, сколько в нее еды может влезть, – сообщил мне Нифонтов.
– Поверю, – возразил
