полет вызвал
определенные чувства, и самым сильным среди них было чувство легкой пульсирующей в основании горла тошноты. Прежде он поднимался в воздух лишь пару раз, когда дядюшка Гэри брал его с собой на Набережные, но тогда они сидели во вполне уютном салоне дирижабля «Воблиш», а не стояли в продуваемой всеми ветрами корзине, которую удерживают скрипящие и грозящие порваться в любой момент тросы.
Вскоре шар мистера Баллуни преодолел двор и, оставив позади как улицу Пчел, так и окружавший ее дом, оказался над Брилли-Моу. Канал не зря называли Грязным: вода в нем походила на густые чернила, по берегам высились кучи мусора – там располагались самые большие в городе свалки. По Брилли-Моу ползли крохотные паровые суденышки; их гребные колеса вздымали воду и грязь, взбивая их, словно яйцо для омлета.
На другом берегу канала виднелись кучно застроенные кварталы, состоящие из невысоких двух- и трехэтажных домиков, – это был Фли, или по-простому – Блошиный район. С шара также были прекрасно различимы остовы нескольких мостов, некогда соединявших Тремпл-Толл и Фли. По единственному целому мосту как раз ползла туча дыма – трамвайный вагончик следовал, как ни странно, в Блошиный район.
Фортт прищурился. Если трамвай идет по мосту Ржавых Скрепок, то ни о какой поломке речи быть не могло. Уж навряд ли городские ремонтники все так быстро починили. Это ведь Габен: здесь если что-то и чинят, то лишь для того, чтобы придать развалюхе хотя бы какое-то подобие товарного вида и сбагрить поскорее.
Кукла в мешке снова начала плакать. Сердце Джейкоба Фортта сжалось. Он бросил взгляд на приятеля: тот что-то негромко обсуждал с мистером Баллуни.
Пустое Место облокотился на бортик, вроде как, чтобы просто передохнуть, но на деле он наклонился к мешку.
– Не плачь, – прошептал шут, – и я расскажу тебе тайну…
Плач в мешке стих, и Фортт, проверив, не подслушивает ли Гуффин, продолжил:
– Ну, не то, чтобы тайну, а, скорее, план. Мой план… Кажется, Гуффин готовит что-то плохое. Ты нужна ему зачем-то… Но не бойся: Джейкоб не позволит ему тебя мучить…
– Ты ничего не сможешь сделать… – раздалось приглушенное из мешка. – Ты не помешаешь ему…
– Помешаю. Послушай… я ведь сказал, что у меня есть план. Так вот. Когда шар приземлится, мы пойдем через Слякоть, а там… там ничего не стоит потеряться. Если ты понимаешь, о чем я.
– Не понимаю…
– Я знаю одну кривую дорожку через топи, о которой никто другой не знает. Мы с тобой чуть отстанем, а потом я незаметно сверну на эту дорожку. Дом моего дядюшки Хэмиша стоит в Слякоти. Я отнесу тебя к нему, и он о тебе позаботится… А Брекенбоку я скажу, что заблудился и на меня напали – и что куклу эти жуткие злодеи, которых я совсем не рассмотрел, забрали с собой.
– Ничего не выйдет, – прошептала Сабрина. – Гуффин хитрый… он все поймет.
– Он-то хитрый, но я неплохо умею проводить хитрецов. Не бойся… В Фли живет старый кукольник Папаша Луткар – он починит тебя, а мой дядюшка Хэмиш кому хочешь нос узлом завяжет – он на войне был и многое повидал.
Сабрина боялась верить. Ей вспомнилось, как Хозяин обманывал ее, раз за разом обещая отпустить, а потом в самый последний момент, когда она уже была в одном шаге от долгожданной свободы, хватал ее и запирал в подвале. Он любил поиграть с ее чувствами, давая ей ложную надежду, а потом заставляя пережить настоящее отчаяние. И все же что-то в голосе этого человека… Джейкоба… заставило ее поверить, что он не обманывает.
– Зачем ты мне помогаешь? – спросила кукла. – Ты ведь тоже шут…
– Джейкоб Фортт – честный шут. И пусть я – Пустое Место на сцене, но я не хочу быть пустым местом и в жизни. Мои дядюшки с самого детства учили меня, что нельзя обижать беззащитных, что нужно защищать тех, кто слабее. До сегодняшнего дня я думал, что самый слабый – это я.
Кукла молчала, и Фортт испугался, что она потеряла сознание – он не знал, склонны ли куклы к обморокам.
– Ты там? – шепотом позвал Фортт.
– Спасибо… спасибо тебе, Джейкоб… – дрожащим от слез голосом проговорила Сабрина. Да, она боялась поверить, но все же надежда крошечной мышкой пробралась внутрь ее головы: неужели мучения скоро закончатся? Неужели Джейкоб и правда спасет ее? Шут с добрым сердцем – что может быть удивительнее?!
– Как тебя зовут? – спросил Фортт. – У тебя ведь есть имя?
– Сабрина, – чуть слышно представилась кукла.
– Скоро все будет хорошо, Сабрина. Просто потерпи немного. Что бы он ни задумал, я…
– О чем шепчетесь? – прозвучало вдруг сзади.
Фортт вздрогнул и обернулся. Гуффин стоял прямо за его спиной. Что он слышал?!
«Играй роль! – велел себе Пустое Место. – Просто играй…»
– Ни о чем… – не моргнув глазом, солгал он. – Пытался узнать что-то об исчезновении кукольника.
– И как? Узнал?
– Она не говорит… Думаю, ничего не знает.
– Жалость-то какая! – пожал плечами Манера Улыбаться и подошел к другу. – Но теперь-то уж плевать, куда этот хмырь исчез, верно?
Фортт неуверенно кивнул, ожидая продолжения.
– Ненавижу Тремпл-Толл, – сказал Гуффин, повернувшись и задумчиво уставившись на отдаляющийся Саквояжный район. – Рад, что мы его наконец покинули…
– И я рад.
– Тремпл-Толл и Фли, вроде бы, части одного города, но саквояжники не похожи на нас, они… другие. Дерганые, нервные… все из-за этого треклятого вокзала: поезда прибывают в Габен и привозят с собой толпы чужаков, привозят новые веяния и иноземные привычки, аккуратненько разложенные в чемоданчиках да ковровых сумках. В Тремпл-Толл все другое: эти вечно торопящиеся прохожие, эти рассеянные обыватели, которые постоянно что-то забывают. Важные саквояжники со своими почтальонами и констеблями, со своими адвокатами и докторами, они презирают тех, кто живет в Фли. По их улочкам, видите ли, ездят кэбы, а над кварталами летают пассажирские дирижабли, у них есть часы на цепочках и трости. Они слушают радиофоры, а о погоде узнают из метеокарточек. Они пьют кофе, приготовленный в варителях, и шлют друг другу письма по пневмопочте. Мерзость! Ненавижу Тремпл-Толл!
Фортт не понимал, к чему его друг ведет. Обычно Гуффин не был склонен к
