французы завертели головами, в тщетных попытках меня.
«Оппа, ты в курсе, что ты только что принёс эпос чужого народа в эту хаосом забытую деревеньку? Это называется — культурная экспансия. Не надо так».
«Молчи любительница дорам, — хмыкнул я, побежав прочь из деревни. — Из-за тебя народ в моём имении верит в корейских крепостных и считает корейских простолюдинов — братским народом».
«Ты не понимаешь, это другое», — многозначительно ответила Фая.
Пробежав километров пять ровно на север, я решил, что хватит драконихе прохлаждаться после боя, и материализовал её. На спине своей верной мохнатой подруги я поднялся в воздух. Минут через двадцать полёта мы увидели рельсы железной дороги, а ещё минут через пятнадцать и сам скоростной электропоезд. Сохраняя невидимость, мы подлетели к его «морде», и, взглянув на табло, я понял, что поезд идёт по нужному нам маршруту.
Мы приземлились на крышу. Убедившись, что поблизости нет ни намёка на устройства слежения, я «вернулся в мир» и достал тяжёлую трубку средства связи.
— Приветствую, Пётр Тимофеевич. Еду в Париж. Часа через два с половиной буду на месте, — сообщил я княжичу Волконскому.
В трубке повисло напряжённое молчание.
— Едешь? — выпалил глава ОКЖ спустя пару секунд.
— Пётр Тимофеевич… — обречённо вздохнул я. — Мне казалось, мы с вами уже прошли уроки вежливости.
Он цокнул и произнёс:
— Добрый вечер, Максим Константинович. Вы едите в Париж? Открыто?
— Вы говорили, что за дурака меня не держите, и я вам верил. А вон оно, что оказывается…
— Прошу прощения, Максим Константинович. За дурака я вас не держу. Но мой долг — прояснить ситуацию.
— Еду я незаметно, — твёрдо произнёс я. — Никто о моих передвижениях не знает. Встречайте где-нибудь… хм… у Бастилии! Мне кажется, символично появиться в Париже рядом со столь знаковой для парижан крепостью.
Я усмехнулся от собственной шутки. Так-то во Франции до сих пор празднуют день взятия Бастилии. Вот только если вводился этот праздник, как некий символ торжества демократии над монархией, то теперь-то во Франции снова монархия. И праздник чуть изменился. Мол, тогда, в восемнадцатом веке, когда брали Бастилию, была неправильная монархия. И после неё тоже неправильная — с этими Наполеонами. А вот сейчас правильная монархия. Сейчас во Франции правит династия Пуанкаре — которая началась с десятого президента Франции — Раймона Пуанкаре. С появлением избытка жизненной энергии у людей этого мира, и с дальнейшим появлением Меток, Раймон смог удержать власть и обрести силу. Не он один, но и его братья и кузены, которым помогал тогда ещё президент. Обретение избытка энергии, привело к тому, что в шестьдесят лет Раймон Пуанкаре обзавёлся детьми, а затем за тридцать последующих лет, сделал из себя короля.
— Это очень приметное место, — проворчал княжич Волконский, выдернув меня из размышлений. — Может, где-нибудь…
— Нет! Хочу в районе Бастилии! Пусть поищут варианты. Право слово, Пётр Тимофеевич, даже около Московского Кремля в радиусе километра можно найти тихий закуток. А тут какой-то Париж!
Ещё с минуту я перепирался с княжичем, но в итоге он принял мои требования. Так-то в Бастилию я «вцепился» не потому, что жаждал увидеть столь значимый памятник. Просто мой поезд приходит на Лионский вокзал Парижа, а он сравнительно недалеко от Бастилии.
Не на вокзал же «такси» вызывать, право слово?
После беседы с княжичем у меня состоялся разговор с его братом. Ничего нового я не узнал. Разве что прочувствовал, как мой вассал-Министр переживает за судьбу дочери. Во время наших прошлых бесед он держался, как мог. А сейчас, когда я уже почти в Париже, князь реально чуть не сорвался. Два раза умолял: «Спасите Лизу, Ваше Высочество».
Правда, тут же одёргивал себя и повторяли: «Но, главное, не сгиньте сами, прошу вас».
Мольбы князя, да и приближение к Парижу, заряжали меня на свершения. Оставшиеся два часа до столицы Французского королевства я провёл в медитациях. Гонял энергию, модернизировал заклинания.
И настраивался на задание.
Как в прошлой жизни, когда брал заказ.
Я решил во что бы то ни стало пролить свет на исчезновение Лизы уже сегодняшней ночью. ОКЖ очень сильно ограничены в своих действиях в Париже — под носом у контрразведчиков французской короны.
А я — нет.
Незадолго до того, как поезд прибыл на вокзал, я спрыгнул с крыши и ринулся в сторону Бастилии. Я был «растворен в мире» глубже, чем обычно. Недостаточно глубоко, чтобы проходить сквозь стены, но вполне достаточно, чтобы на камерах не был заметен мой силуэт. Потому без страха, рванул в сторону Бастилии.
Фаю я тоже выпустил на разведку. Она и приметила для меня один глухой дворик. Я пронёсся через него, пробежал мимо парочки, лобзающейся на укромной скамейке, и скрылся в кустах. Порядком отдалившись от парочки, «вернулся в мир» и достал трубку.
— Я недалеко от цели, — твёрдо произнёс я. — Точные координаты?
Мой изменившийся настрой и голос, сбили княжича Волконского с его привычного тона, так что глава ОКЖ даже препираться не стал, и чётко сказал мне, куда идти.
Сверившись с картой, я снова «растворился в мире», и рванул дальше.
Спустя минут пятнадцать я «вернулся в мир» в очередном дворике. Вышел из кустов и направился к серой неприметной тачке.
Молча уселся на заднее сиденье.
— Привет, Максим, — легко поздоровалась со мной симпатичная светловолосая женщина, сидевшая рядом. — Давно не виделись.
— Здравствуй, Хельга, — кивнул я сдержанно и повернулся к водителю, — Игорь, привет. Погнали к этой вашей клинике, после которой пропала Лиза.
— Вот так сразу? — удивилась женщина. — Мне неудобно будет делать тебе макияж на ходу. Да и клиника уже не работает — ночь на дворе.
— Поехали, — требовательно произнёс я. — Мы и так потеряли много времени. Пока что макияж мне не потребуется.
Агенты ОКЖ переглянулись между собой, и машина плавно тронулась с места.
В помощь мне княжич Волконский прислал двух знакомых мне людей. Хельга помогала мне с эвакуацией ещё с Лондона. Игорь же был нашим с Лизой водителем здесь во Франции.
— Максим, что ты собираешься делать? — напряжённо поинтересовалась Хельга спустя несколько минут молчания. — У тебя уже есть какой-то план?
Я медленно повернул голову в её сторону. План, разумеется, у меня имелся. Вот только вряд ли Париж порадуется, когда я возьмусь за реализацию этого плана.
