с чистой душой устранил бы водоворот так же запросто, как создал. И вздыхал над моим безжизненным телом вместе со всеми — ах, какая трагедия! Несчастный случай, кто бы мог подумать! Бедный мальчик...
Жорж изобразил презрительное недоумение до того натурально, что почти заставил меня поверить.
— Сделал что? — переспросил он. — Построил башню? Увы, но к моим многочисленным дарованиям талант зодчего не относится. Сломал башню? Ответ опять же будет отрицательным. Тебя так сильно ударило по голове? Ты снова всё забыл?
Теперь ему, похоже, и правда сделалось интересно, аж глаза засверкали.
— Не надейся. Всё помню. — Я продолжал буравить Жоржа взглядом в ожидании непроизвольных реакций. — Помню, как башня превратилась в каменного монстра и попыталась меня убить.
— Точно ударило, — покачал головой Жорж. — Хм-м. А ведь вы опасны, господин Барятинский! Для себя, а ещё более — для окружающих. Неизвестно, что взбредёт вам в голову в следующий раз. Должен ли я об этом доложить ректору?.. — Он сделал вид, что задумался. — Пожалуй, что должен. Но, как благородный человек, я предоставляю тебе срок до понедельника. Покинь сие славное учебное заведение под любым предлогом, который сочтёшь приемлемым. Мне претит дышать с тобою одним воздухом.
Щенок отлично владел собой. На первый взгляд... Хм-м, а вот так?
Я сделал резкий шаг в его сторону. Жорж попятился. Ага, вот теперь нам стало страшно.
— Как благородный человек, — процедил я сквозь зубы, — я дам тебе десять секунд на то, чтобы назвать имя виновника в покушении на меня. Я его и сам уже знаю, но, так и быть, дарю тебе шанс поступить правильно. Если вы, два недоумка, задумали меня убить — до вас уже должно было дойти, что так просто это сделать не получится. В следующий раз отдача может и покалечить.
— Ты псих! — выкрикнул Жорж, судорожно оглядываясь; броситься наутёк ему мешала только гордость, а вот поджилки явно затряслись. — О чём ты говоришь?! Рассуждаешь о благородстве! Белый маг! — Он выплюнул эти слова, как ругательство. — Лучше бы сказал спасибо Кристине!
— Чего? — скривился я.
И вдруг вспомнил.
Кристина! А ведь точно. Это за ней я пошёл ночью. Её след затерялся где-то в районе башни-руины...
— Госпожа Алмазова тебя нашла, — пояснил Жорж. — Прибежала на грохот, вытащила из-под обломков и подала сигнал наставникам.
— То есть, Кристина с вами заодно? — уточнил я.
— Что?! — совсем уже остолбенел Жорж.
— Что слышал, недоносок! — рявкнул я. — «Прибежала, вытащила, подала!» За идиота меня держишь? Здесь чёрт-те что творилось, а Кристина услышала только когда всё уже закончилось? Да я готов на что хочешь спорить, что все услышали грохот с самого начала! И побежали сюда. А Кристина, сообразив, что не успевает закончить начатое, «подала сигнал». Ведь так всё было?
Побледневший Жорж ответил не сразу. Какое-то время ему понадобилось на то, чтобы собрать для ответа всю оставшуюся надменность.
— Вы перешли все границы, господин Барятинский, — тихо, дрожащими губами проговорил он. — Вы не оставляете мне другого выбора. Больны вы или нет — я не намерен мириться с таким оскорблением! Я пришлю к вам своего секунданта сегодня же.
— Кого? — не понял я.
Но Жорж молча, быстро — чтобы не передумать, наверное — развернулся и ушёл. А я задним числом понял, что секундант — это не здоровенный мордоворот, который попытается за секунду до смерти переломать мне кости. А человек, который доставит мне вызов на дуэль.
Дуэль! На дуэли погиб мой отец.
Я не изучал этот вопрос глубоко. Но судя по тому, что успел узнать, дуэли — самое бессмысленное времяпрепровождение, свойственное аристократам, из всех, какие только можно придумать.
Если человек тебе мешает — устрани его. Но зачем подставляться самому? Жизнь и так тебя зацепит, если захочет. Нравится демонстрировать собственную храбрость — отправляйся на войну... Но не пытаться же объяснять мою логику Жоржу и его секунданту. Единственное, чего добьюсь — сочтут трусом, сообразно здешним представлениям о благородстве. И ничего, кроме проблем, мне это не доставит.
Ладно, дуэль так дуэль. Насколько понимаю кодекс, раз меня вызвали, значит, первый выстрел за мной. А я не промахиваюсь даже по движущимся мишеням. Что уж говорить об идиоте, который будет гордо стоять, ловя пулю грудью...
Тут я заметил, что по той же тропинке, которой ушёл Жорж, ко мне приближается преподаватель. Я запомнил его имя — белый маг Всеволод Аркадьевич Белозеров, который вчера вступился за Данилова в столовой.
— Господин Белозеров! — Я поклонился.
— Господин Барятинский! — Всеволод Аркадьевич ответил на поклон. — Слышал, что вы покинули медпункт. Как ваше здоровье?
— Благодарю, прилично, — сказал я. — С лёгкой руки госпожи Нарышкиной рана почти зажила.
— Очень рад, что всё так благополучно обошлось, — кивнул Всеволод Аркадьевич. — Не уделите мне немного времени?
* * *
Кабинет, куда привёл меня Всеволод Аркадьевич, оказался крохотным — не больше моей комнаты в жилом корпусе. Объём скрадывали шкафы с многочисленными томами. Для того, чтобы сесть за стол, учителю пришлось протискиваться боком. Однако его это, похоже, ничуть не смущало.
— Прошу, — указал он на единственный стул для посетителей.
Я сел. Стул — скрипнул. Всеволод Аркадьевич опустился в вытертое кожаное кресло, которое выглядело так, будто прошло долгую и печальную дорогу вниз от императора, через ректора и его секретаря, до Всеволода Аркадьевича.
На столе лежало немного бумаг, пресс-папье, стояла пепельница. Всеволод Аркадьевич достал из ящика стола сигару, вопросительно посмотрел на меня. Я пожал плечами — мол, курите, не возражаю.
Чиркнула спичка, по воздуху пополз терпкий аромат недорогого табака.
Сбоку на столе стоял мраморный «глобус». Такой же, как у деда. Я помнил, что он служит индикатором магии. Наверное, такие тут есть у всех учителей и наставников. Этой ночью «глобусы», должно быть, сверкали, как новогодние гирлянды.
— Я подумал, — сказал между затяжками Всеволод Аркадьевич, — что лучше будет перевести наш разговор в неформальную сферу. Видите ли, Константин Александрович... У многих в академии есть вопросы касаемо событий минувшей ночи.
— Да, у меня они тоже есть, — кивнул я. — Первый: что это вообще было?
Всеволод Аркадьевич посмотрел на меня с удивлением. Затянулся ещё раз, стряхнул пепел в пепельницу.
— Осмелюсь спросить... Вы не помните?
— Прекрасно помню всё, — отрезал я.
—
