И что же именно вы помните?
— После игры я... пошёл прогуляться перед сном. — Ну, назовём это так, не признаваться же, что из непонятных соображений отправился следить за Кристиной. — Остановился у Башни-руины. И тогда она... — Вот тут я начал чувствовать себя идиотом. — Она превратилась в огромного каменного человека и попыталась меня убить.
Всеволод Аркадьевич поперхнулся дымом и долго кашлял. На глаза его навернулись слёзы.
— Прошу прощения, — просипел он и затушил сигару в пепельнице. — Прошу простить. Что сделала Башня-руина?
— Вы услышали, — буркнул я. — Знаю, как это звучит. Но я видел то, что видел. Конечно, башне не самой вздумалось превратиться в чудовище и напасть на меня. Я не ребёнок, это мне понятно. Кто-то воздействовал на неё магией, вот что я хочу сказать.
Всеволод Аркадьевич задумчиво смотрел на меня сквозь последние клубы дыма, поднимающегося от пепельницы.
— Кгхм, — сказал он.
— Не верите, — констатировал я.
Историю с водоворотом лучше даже и не начинать рассказывать. От башни хоть развалины остались, а с воды — какой спрос?
— Видите ли, Константин Александрович, — медленно, тщательно подбирая слова, заговорил Всеволод Аркадьевич. — Даже если я вам поверю, это не отменяет фактов. А факты таковы. Вчера ночью вы не вернулись вовремя в жилой корпус. Я находился здесь. — Всеволод Аркадьевич постучал пальцем по столу. — Поэтому заметил несколько вспышек белой магии и даже сумел их локализовать.
Ч-чёрт! Вот сейчас я окончательно уверился в том, что цепь стала продолжением меня. Используя её вчера, даже не задумался о том, что активация личного оружия вряд ли проходит по разряду «бытовая магия второго уровня». То есть, в каком-то смысле она, возможно, и бытовая. Но однозначно не второго уровня.
— Я не придал этому большого значения, — продолжил Белозеров. — Белая магия — не то, из-за чего следует беспокоиться. К тому же мне было известно, что в корпус не вернулась и госпожа Алмазова. Всё это, разумеется, нарушение устава и должно караться, но... я тоже когда-то был молодым. И прекрасно понимаю, что такие яркие индивидуальности, как вы двое, обязаны притягиваться.
Судя по ощущениям, я краснею. Что это, мать твою, такое, Константин Багрянорожий?! Сообщаю новости: Алмазова пыталась тебя убить!
Впрочем, для юношеских гормонов аргумент был — такой себе.
Всеволод Аркадьевич же лишь кивнул, посмотрев на побагровевшего меня, и продолжил:
— Я ждал, полагая, что вы сотворили для дамы букет цветов, или ещё что-нибудь в этом духе. И надеялся, что никто из наставников в этот миг не смотрит на индикатор.
Я представил себе выражение лица Кристины, если бы я, догнав её ночью, вручил букет. Ну, тут одно из двух. Либо кинулась бы убивать, либо... Либо не убивать.
— А этот индикатор, — кивнул я на «глобус», — разве не показывает интенсивность используемой магической энергии?
Всеволод Аркадьевич с удивлением перевёл взгляд с «глобуса» на меня.
— Вот как? Вы знакомы с этим прибором?
— У нас в имении есть такой, стоит на столе у деда, — сказал я. — Понятия не имею, откуда он взялся, не спрашивал.
Ответ, похоже, удовлетворил Всеволода Аркадьевича. Он кивнул.
— Вы совершенно правы. Интенсивность индикатор тоже отображает.
— В таком случае вы не могли не заметить, что далее интенсивность была побольше, чем требует букет.
— Вы недооцениваете цветы, Константин Александрович, — усмехнулся Белозеров.
— Я там Щит использовал! — повысил голос я. — И Белое Зеркало! Это было не романтическое свидание, а сражение!
— Что ж, когда я заметил вспышку чёрной магии — догадался, что свидание свернуло куда-то не туда и пора вмешаться, — кивнул Всеволод Аркадьевич. — Мы с наставниками примчались так быстро, как смогли. И обнаружили сидящую на развалинах башни госпожу Алмазову. Ваша голова покоилась у неё на коленях.
— А меча у неё в руках не было? — буркнул я.
— Нет.
— Странно...
— Если верить госпоже Алмазовой — а именно её версия согласуется с фактами — то она пошла прогуляться перед сном. Затем услышала грохот и крики, прибежала на шум, увидела рушащуюся башню и — вас. Отважная девушка бросилась на помощь и вытащила вас из-под обломков.
— Какая трогательная история. А как насчёт вспышки чёрной магии? Вас это не насторожило?
Белозеров грустно посмотрел на меня.
— При поступлении все вы прошли проверку на магический уровень. Я не вправе разглашать уровни других учеников, но... Скажем так: та вспышка соответствовала восьмому уровню владения энергией. Приписать это госпоже Алмазовой попросту невозможно.
Глава 13. Дерзкий поступок
«Прошли проверку»...
Надо же. День ото дня жизнь становится всё интереснее. Хотел бы я знать, какие ещё сюрпризы мне подготовило академическое начальство?
— Прошли проверку, — повторил я. — А когда же мы должны были узнать свой уровень?
— Многие курсанты знают и так, — пожал плечами Всеволод Аркадьевич. — Родителям свойственно интересоваться возможностями своих отпрысков. Некоторых детей начинают тестировать едва ли не с первой магической вспышки, и проводят эти исследования регулярно. Но официально мы озвучим вам данные в ближайшие дни. Именно тогда вы вплотную начнёте работать с магической энергией. А для работы с энергией необходимо понимание, на каком этапе находитесь сейчас. Это — основа академического процесса.
— Интересно, — обронил я.
Хотя, по сути, интерес для меня представляла единственная высказанная мысль Белозерова: Алмазова как маг — значительно слабее меня. Следует ли из этого, что к покушению она не имеет отношения?.. Хотел бы я знать.
— А какой уровень требуется, чтобы сделать то, о чём я рассказываю? — спросил я.
— Вы имеете в виду создание голема?
— Голема?.. — Чёрт его знает, как эта дрянь называется. — Ну да, наверное, голема.
Всеволод Аркадьевич на пару секунд задумался. Потом предположил:
— Одиннадцатый-двенадцатый. Впрочем, если речь идёт о големе такого размера, как вы описываете, и... Сколько, говорите, длилась битва?
— Минут пять.
— Хм-м. Тогда не меньше четырнадцатого. Но, видите ли, вспышки такой силы попросту не было. Если бы была — индикатор не мог её не зафиксировать.
— А следовательно, я лгу, — сказал я.
Всеволод Аркадьевич помотал головой:
— Я такого не говорил. Но... — Он поёрзал в кресле, как будто то вдруг сделалось неудобным. — Но не сочтите за грубость, господин Барятинский, вы ведь и
