– кивнул шут. – Ты ничего не знаешь о моих делах. Кукольник Гудвин недурно покопался в твоей рыжей голове.
– Хозяин? – спросила Сабрина дрожащим голосом. – Куда он исчез? Ты знаешь, где он?
– О, я знаю, где он, – сказал Манера Улыбаться. – Гудвин из переулка Фейр думал, что он самый умный в этом городе. Но правда в том, что он даже не самый умный среди кукольников.
– Что это значит?
– Ты ведь не помнишь, для кого и для чего тебя сделали?
Сабрина молчала: до сего момента она и не предполагала, что кто-то заказал ее у Хозяина. Он никогда не говорил, что сделал ее для кого-то, и обращался с ней, как с собственной дочерью – обращался, как ужасный отец, получавший удовольствие от мучений своего ребенка. Но для кого он мог ее сделать? Для шута Гуффина?
– Нет, не для меня, – сказал Гуффин, и Сабрина поняла, что последние мысли она произнесла вслух. – Есть кое-кто намного хуже меня. Тот, кто велел Гудвину создать куклу, точь-в-точь похожую на… – он вдруг одернул себя: – Ой-йой, чуть не проговорился!
– Похожую на кого? Скажи!
– Не скажу. Меня эта история не касается. Не люблю море и корабли… фу… мерзость!
– Море и корабли?
– Забудь! – прикрикнул на Сабрину шут. – Суть в том, что я оказался хитрее. Я успел забрать тебя прежде, чем за тобой явился тот важный господин. Кукольник сейчас слишком занят своими Кукольными Войнами и, думаю, он не особо огорчится, если я использую одну глупую рыжую для своих шутовских дел.
Сабрина терялась в догадках. Шут наговорил столько всего странного и непонятного, что она просто не знала, за что ухватиться в первую очередь. И ухватилась за последнее, что он сказал:
– Я ничего не буду для тебя делать!
– О, глупенькая наивная кукла! Ты уже делаешь! И именно ты будешь виновата во всем, что случится. Ловко я придумал?
– Ничего не буду делать! – упрямо повторила Сабрина.
– Главное, чтобы ты помалкивала.
Гуффин засунул обе руки в мешок и грубо вытащил куклу из него наполовину. Сабрина закричала. Не обращая внимания на ее слабое сопротивление, одной рукой шут схватил куклу за ее тонкую шейку и сжал так крепко, что, казалось, та вот-вот треснет под его длинными бледными пальцами. Другой рукой он открыл потайной ящичек в ее груди и вытащил странный механизм, который Сабрина там прятала.
– Я ведь знаю, как тебе дорога эта штуковина. Она же дорога, верно, глупая кукла?
– Да-а… – простонала Сабрина. Она и сама не знала, что это за механизм и откуда он у нее взялся, но чувствовала, что просто не переживет, если с ним что-то случится.
Гуффин отпустил Сабрину, и та поспешно забралась обратно в мешок так, словно подобное могло хоть как-то ее защитить от этого ужасного человека.
– Тогда ты будешь держать свой кукольный рот на замке, тебе ясно? Иначе сломаю эту штуковину.
– На замке? – со страхом спросила Сабрина: неужели ей на рот наденут замок?!
– Это фигура речи.
– Фигура? – Сабрина попыталась представить фигуру речи, но у нее не вышло.
– Сломаю, – пригрозил Гуффин, пряча механизм в карман пальто. – Ты всегда была упертой. Ты всегда была неугомонной.
– Ты знаешь меня? Но откуда?
Шут поцокал языком и сказал:
– Мои дела давно связаны с лавкой игрушек в переулке Фейр, я там частый гость. И я видел тебя еще, когда ты была дурацким поленом и лежала на верстаке Гудвина. Все, хватит вопросов!
Гуффин завязал мешок. Вновь оказавшись в душной темноте, Сабрина попыталась упорядочить и связать обрывочные мысли, но они напоминали лоскуты, которые никак не желали друг с другом сшиваться, а мнимая игла с ниткой будто бы постоянно выпадала из ее пальцев.
– Сэр, мы подлетаем! – доложил между тем мистер Баллуни. – Крысиный угол!
– Замечательно. Снижайся!
Гуффин подошел к бортику и глянул вниз. Они летели уже в нескольких футах над крышами, и шар то и дело погружался в тучи зловонного дыма из дымоходов: топили здесь самым дешевым углем – «коххом», от которого слезились глаза и горло сводило в приступах жуткого кашля. По зияющей прорехами черепичной кровле кто-то прыгал. Черные поджарые комки с шестью сильными ногами перепрыгивали с крыши на крышу, разбуженные шумом винтов. Знаменитые местные блохи… Впрочем, шута они не волновали.
Гуффин всматривался в установленные на некоторых флюгерах указатели со стрелками – такие же ставили на углах улиц, но эти были предназначены сугубо для воздушного транспорта – они сохранились здесь еще с тех пор, как над Фли летали дирижабли и аэрокэбы. Слева, на одной из крыш, виднелся указатель: «Улица Крысиная – Слякоть».
– Мы почти на месте! – воскликнул Гуффин. – Правьте восточнее, к Слякоти.
Мистер Баллуни резко потянул на себя один из рычагов, и шар развернулся, а затем… вздрогнул и чуть подпрыгнул, когда корзина ударилась о внезапно возникший на пути дымоход.
– Осторожнее, мистер Баллуни! Только крушения нам сейчас и не хватало!
– Простите, сэр! Плохая видимость…
– Глаза протрите, – буркнул шут. – С видимостью все в порядке.
Аэронавт воспринял слова пассажира буквально и, подняв на лоб запотевшие лётные очки, и в самом деле принялся протирать глаза.
Гуффин тем временем наклонился и открыл люк в днище корзины.
Сабрина выглянула через дырку в мешке и с надеждой уставилась в его спину: неужели он сейчас прыгнет? Но нет, шут всего лишь разглядывал что-то внизу.
– Тебе там не холодно?
Сабрина ничего не понимала: к кому он обращается?
Откуда-то из-под корзины, тем не менее, последовал ответ:
– Нет.
– Еще бы, болван! – раздраженно бросил шут. – Это риторический вопрос! Можно не отвечать на риторические вопросы. Не потерял Машину?
Ответа не было, и Гуффин гневно прорычал:
– Это уже не риторический вопрос. Не потерял Машину?
– Нет. Не потерял.
– Это твоя станция, – сказал шут, внимательно оглядывая крышу, над которой проплывал шар.
– Я понял, – ответил тот, кто был под корзиной, и в следующий миг шар, покачнувшись, слегка набрал высоту, как будто сбросили балласт.
Сабрина замерла. Она уже слышала этот голос раньше! Неоднократно.
Кукла будто вернулась в темный подвал лавки игрушек:
«Я знаю, – прошептал обладатель этого голоса
