— паспорт, пластиковые карты и пятьдесят тысяч рублей.
— Неслабо, — присвистнул от добычи.
— Т-тебе конец, уб-бью, сс-с, — давил из себя стон Петя.
За что беззлобно получил «Ритуалами» по голове — тут же унялся, затих.
Паспорт, карты, кошелек и телефон отправились по сортирам, деньги — в свой карман.
Открыв дверь в коридор, осторожно осмотрелся и с невозмутимым видом побрел в сторону нашего учебного крыла.
— Тебя найдут! Тебе конец! — Крикнули в спину истерично, но я и оборачиваться не стал.
Главное легализовать конфликт — дойти до учительской, постучать, зайти в ответ на приглашение, поздороваться и сесть напротив стола к абсолютно лысому дедушке на шестом десятке лет.
В комнате находилось четыре стола, расставленных на манер парт с интервалами друг к другу и лицом ко входу. Два были заняты. Дальний от меня — властной женщиной за сорок, она же наш профессор по токсикологии.
За ближним к двери столом находился Герман Степанович — тот самый преподаватель, занятия которого я прогулял в пятницу. Он же — руководитель моей ячейки Ковена.
— Мишенька, — обрадовался он мне. — А мы твои похождения не далее, как час назад, с Алевтиной Николаевной обсуждали.
— Те, что в общежитии — тоже?
— Парой слов, — отмахнулся он. — Но в курсе, да.
— Тогда проще, — настроившись было долго все пересказывать, я выдохнул. — С Петра за угрозу тюремного срока, вранье и наглость только что взял виру здоровьем и деньгами, — выложил я пятьдесят тысяч на стол.
— Вот как? — Словно бы даже растерялся старичок.
— Ну, еще документы его и сотовый в сортире утопил, — чуть поморщился. — Но, считаю, не перебор. Если Ковен не считает иначе.
— Так. И дальше что? — Побарабанил Герман Степанович по столу.
— Мне бы деньги легализовать, — кивнул я на стопку.
— Десять процентов.
— Согласен. — Равнодушно пожал я плечами.
Деньги сгребли куда-то под стол, взамен вытащили пачку других купюр и чистый лист.
— Пиши расписку, буду тебе твои деньги в долг давать, — хекнул преподаватель, помусолил палец и принялся отсчитывать пятисотки и тысячные. — Руки покажи. Да не ладони… Ага, костяшки не сбиты. Алевтина Николаевна!
— Ау?
— Студент Ремер вас ведь в столовой повстречал и вместе с вами сразу в кабинет пришел, так ведь?
Рядом зацокали каблучки — женщина подошла ближе, дождалась, когда деньги досчитают, и сняла сверху две тысячи. Столь же невозмутимо вернулась и уже оттуда ответила:
— Все так и было.
— Ну вот. — Пожал плечами Герман Степанович.
— Спасибо. И вам, Алевтина Николаевна, спасибо! Ваша наука мне в субботу жизнь спасла. — С благодарностью добавил я.
Именно на ее лекциях мы и жрем всякую гадость — иногда разум и тело надо ослабить, чтобы некоторые сущности Бездны, не обладающие способностью говорить самостоятельно, могли на короткое время занять оболочку и переговорить с призвавшими. Это не одержимость в полной мере — риски подконтрольны, а сущности всегда заинтересованы в том, чтобы не повредить добровольному аватару. Плюс есть неразумные твари, достаточно слабые сами по себе, чтобы вообще к кому-то подселиться — воля человека их просто не пустит. С ними, понятно, нельзя вести бизнес, но и портить оболочку из-за злобной природы своей они тоже не станут — зато пока они внутри оболочки, могут вылечить разного рода повреждения. Короче, главное на занятиях — не переборщить с дозировками и не отправиться на тот свет самостоятельно. Ну и то, что тебе подливают, тоже надо тщательно контролировать — не в мире розовых единорогов живем, главными и самыми опасными тварями по-прежнему остаются люди. По себе знаю…
— Рада слышать. Тогда оставь еще тысячу.
В Ковене не любят всякие красивости и «буду должен». Раз признал — расплатись.
— А, я ж еще книгу у Петра отнял. Ту самую, из-за которой весь сыр-бор. Оставлю тут на пару дней? — Уже встав с места, вспомнил я.
— Ну, оставь. — Заинтересовался старик.
— А то мало ли, вдруг у него мозгов хватит в полицию обратиться, — проворчал я.
— Он должен был сразу идти в Ковен. Но не пришел. — Вроде даже чуть расстроился профессор.
— Говорит, у него какие-то новые серьезные друзья появились. Книгу ему дали почитать, — кивнул я на положенный на стол том. — Теперь вернуть требуют.
— Надо же, интересно как, — уже откровенно помрачнел тот. — Ладно, разберемся. Ты когда прогулы отрабатывать собираешься?
— Герман Степанович, как паспорт восстановлю, так сразу. На этой неделе.
— А паспорт-то как потерять умудрился? — Поднялись от удивления седые брови.
Значит, не все новости к нему дошли.
— Навалилось вот. — Тут, действительно, руками развести. — Я побегу?
— Иди, — исчезли со стола и томик, и моя расписка.
Постояв возле закрытой двери, даже задумался — идти на лекцию или проверить догадку, отчего-то назойливо царапающую сознание. Про Петра-соседа догадку — о дальнейших действиях этого олуха.
И все-таки решил сбегать ко входу в универ — если я не прав, то не сильно опоздаю. А если прав…
А если прав, то наряд полиции из двух человек, которому что-то оживленно втолковывал Петя, отчаянно жестикулируя и тряся телефоном в руке, не станет выдирать меня с лекции. И без того репутация под угрозой. Так что мирно и спокойно дошел до них, стараясь зайти к Петру со спины, кивнул заметившим меня полицейским, и с участием спросил:
— Случилось что?
А затем просто улыбался бывшему соседу в лицо — все то время, пока он бесновался, тыча в мою сторону пальцем, и полиция проверяла уже мои слова, вполне логично дойдя с проверками до кабинета кафедры.
— Понимаете, — шептал в итоге Герман Степанович полицейскому, придерживая того за локоток. — Петр Востровский — хороший мальчик, но состоит на учете психиатра. С ним такие болезненные фантазии, увы, случаются.
— Значит, деньги вы одолжили.
— Вы же видели расписку. — Пожал старик плечами. — Я, знаете ли, молодежи не сильно доверяю, даже номера купюр переписал. Хотите, сверим?
— Нет. Не нужно.
— Ситуация, к моему сожалению, вопиющая. Раньше приступы у Петеньки не были такими острыми… А если представить, что он узнал об одолженных деньгах и потом это вот все придумал… — Горестно покачал старик головой. — Возможно, университету с ним придется попрощаться.
— Заявление на него писать будете? — Поскучнев, посмотрел полицейский на меня.
— Прощу, пожалуй. Человек оступился. Тем более, больной человек. — Великодушно вздохнул я.
В награду получив совершенно бешеный взгляд из угла кабинета от бывшего соседа.
— На первый раз — прощу. — Слегка поменял я тон, и Герман Степанович поторопился выставить полицейских из кабинета.
А то, вроде — и кабинет маленький, а шепотов и шорохов в нем внезапно стало словно в актовом зале.
