потому, что с определенного момента он перестал себе доверять: фантазия рисовала в каждом кусте, в каждой коряге или ржавой почтовой тумбе фигуру в черном, наблюдающую за ним. О, он прекрасно знал, кто здесь может таиться. И меньше всего хотел столкнуться с ним…
Наконец дорожка оборвалась, уйдя под затянутую кувшинками воду.
Шут остановился.
У края воды стоял высокий чугунный столб, на вершине которого расположились фонарь и колесо с натянутым на его обод тросом. Трос тянулся над болотом к очередному столбу, а оттуда – к еще одному, и так дальше, пока не терялся в темноте.
К тому столбу, что был на берегу, прислонилась небольшая тумба с вывеской «Переправа», под которой значилась приписка: «Зажги фонарь».
Грохнув мешок с ойкнувшей куклой на землю, Гуффин открыл дверцу на тумбе и переключил торчавший в ее глубине рычажок. Самовзводное огниво чиркнуло, и промасленный фитиль в плафоне над головой, фыркнув, загорелся; не прошло и минуты, как фонарь облепили стрекозы.
– Что дальше? – Гуффин шморгнул носом и взялся исследовать тумбу на предмет рычагов, которые он, видимо, должен был дернуть, чтобы переправа заработала. Впрочем, сломать он ничего не успел, так как тут колесо на столбе пришло в движение и начало вращаться; канат на ободе, в свою очередь, натужно заскрипел, будто старый каторжник, вознамерившийся рассказать случайному слушателю о своей горемычной судьбе.
– Подождем… – Шут поежился в своем пальто и огляделся по сторонам. Кругом, кроме темноты и вездесущего камыша, казалось, ничего было.
Гуффин всматривался в заросли у дорожки – ему померещилось, что они как-то уж подозрительно колышутся, и крепко сжал в кармане свое тайное оружие – не хотелось бы пускать его в ход.
Сабрина также наблюдала за болотом – из мешка. Она никого не видела, но это не значило, что поблизости никого нет. Ей стало страшно.
– Ну давай же… быстрее…
Над зеленоватой водой ползла серая дымка. Стрекозы с легким стуком бились о плафон фонаря, скрипел проворачиваемый трос.
И тут вдруг Гуффин издал булькающий звук, словно подавился – это он так выражал радость: над болотом появился огонек.
Вскоре огонек превратился в фонарь, который свисал с крыши небольшой ржавой кабинки, ползущей под протянутым над болотом тросом.
Кабинка приблизилась. Внутри сидел непритязательного вида тип в потертом моряцком бушлате; почти все его лицо было скрыто под нависающими мохнатыми бровями, плавно перетекающими в черную щетину. Высунув голову в вязаной шапке из окошка, он придирчиво оглядел будущего пассажира.
Между тем кабинка причалила. С неимоверным скрежетом на двух распорках откинулась дверка-трап.
Гуффин уже собрался было подняться на борт, но здоровяк преградив ему путь, встал в проходе:
– Не так быстро! – рявкнул он. – Оплата вперед.
Кислое лицо Гуффина выдавало, что он намеревался пересечь Слякоть в кабинке канатной дороги бесплатно, а потом что-нибудь придумать, чтобы увильнуть от оплаты. Но это был Фли – здешним, так сказать, городским служащим палец в рот не клади.
Шут нехотя полез в карман пальто.
– У меня есть огрызок мыла, мышеловка и дохлая кошка.
– Три фунта.
– Что?! – вскинулся Гуффин. – Это обдираловка!
– Тедди и Тодди Гриммсоны не катают никого за так!
– А где Тедди? – Гуффин привстал на носочки, пытаясь разглядеть в кабинке еще кого-то, но там был лишь этот недоброжелательный тип.
– Тедди Гриммсон – это я, – сказал неприветливый обладатель черного бушлата. – А мой брат Тодди – на том берегу, на улице Глухих Старух, кочегарит у топочки. Три фунта, или проваливай…
– Почему сразу три? Был же фунт когда-то!
– Ну да. Так фунт и есть. За одного. А ты добавь мешок и ящик. Кто его знает: вдруг у тебя в них еще парочка твоих приятелей горбится, и вы пытаетесь обмишулить братьев Гриммсон.
– Да никого там нет, клянусь своими пятками!
– Три фунта. – непоколебимо сказал мистер Гриммсон. – И без шуточек… – добавил он, многозначительно скосив взгляд на ржавый револьвер, торчащий у него из кармана бушлата.
– Цены, как в Саквояжне какой-то, – проворчал Гуффин и достал из дыры под подкладкой пальто три фунта.
– Осторожнее с оскорблениями. – Мистер Гриммсон выхватил денежки у шута из руки и отодвинулся в сторону, пропуская пассажира.
Гуффин заволок в кабинку тележку с ящиком и мешок. При этом из мешка раздался жалобный всхлип.
Гриммсон хохотнул.
– Я так и знал! С тебя пятки! Кто там у тебя, приятель?
– Да ворчливая женушка, – огрызнулся Гуффин. – Везу на рынок продавать: всю плешь проела – куплю себе новый парик…
Смеясь, мистер Гриммсон поднял дверку-трап и дернул за ручку сигнального троса. Спустя минуту колесо на столбе вновь начало вращаться. Канатная дорога пришла в движение.
– Болотной болезнью не страдаешь? – спросил здоровяк. – Кое-кого укачивает.
Гуффин лишь поморщился…
…Кабинка, чуть покачиваясь, ползла в футе над гнилостной зеленой водой.
Облокотившись на бортик, Гуффин глядел вниз и угрюмо наблюдал за отражением своего носатого лица, которое ползло меж кувшинками и торчащими над поверхностью корягами.
Переправщик, усевшись в единственное кресло, закурил трубку – кабинка тут же наполнилась зловонным черным дымом. Шут закашлялся.
– Только комаров морить… – негромко сказал он, не подозревая, что Гриммсон как раз для этого и использует табачный дым.
– Тихий вечерок, – проронил переправщик – по всей видимости, он был настроен скоротать путь за разговором.
– Да уж, – буркнул шут. Он, в свою очередь, был не особо расположен к задушевным беседам, но Гриммсон уже завел свою шарманку:
– Я так понимаю, ты путь держишь на пустырь Торгашей. Ящик тоже туда везешь?
Гуффин в ответ издал нечто неопределенное, и переправщик продолжил:
– Бродить по Слякоти с наступлением темноты – затея беспечная. Особенно для чужаков.
– Встречу чужака – передам.
– Ты же, вроде, не из местных будешь?
– Из местных.
– Что-то не видел тебя прежде, приятель. Да и в целом… – Гриммсон шумно втянул носом воздух, – несет от тебя саквояжником.
– Никакой я не саквояжник, – с оскорбленным видом вскинулся Гуффин. – Я, вообще, ненавижу Тремпл-Толл, если хочешь знать! Глаза протри – я из Фли!
– Ладно-ладно, – примирительно поднял руки здоровяк. – Просто я тут всех знаю, а тебя уж точно запомнил бы.
– Я, может, тоже многих тут знаю, а тебя
