от гуляющих туристов, то ли хотели приобщиться к духовной пище, после целого дня торговли сладкой. Первую картину они назвали забавной. Один из них выразил желание купить картину для своего кафе неподалеку, если она будет продаваться по разумной цене. Смотритель не стал его обнадеживать, но поблагодарил за высокую оценку.
Как-то неслышно вошел нищий, обычно дежуривший на ступенях церкви с бумажным стаканчиком для сбора монеток. Смотритель знал его. Этот человек виртуозно владел искусством монетизации двух фраз “Bonjour, madame” и “Bonjour, monsieur”. Смотритель ценил талант лаконичности в людях. Нищий оставил свою заслуженную шляпу, не потерявшую, однако, следов элегантности, при входе, раскланялся со Смотрителем вежливо и даже изысканно, смотрел на Первую картину минут пятнадцать, потом еще постоял перед ней опустив голову и ушел. Он, кстати, точно оставил несколько монет в ящике для пожертвований. Смотритель запомнил, потому что, поспорил сам с собой, что нищий месье обязательно опустит в коробку пожертвование.
Надо сказать, что иногда, начиная скучать, Смотритель пытался угадать, кто из посетителей как отреагирует на картину, оставит отзыв или нет, бросит монетку на выходе или пройдет мимо. Отгадывать реакцию зрителей Смотритель вскоре отказался, слишком много вариантов тут было. А с пожертвованиями он достиг восьмидесятипроцентного результата в своих прогнозах.
Смотрителя радовала работа в галерее. Ему нравилось быть немногословным хранителем и деликатным проводником. Иногда случались маленькие чудеса, люди озарялись то ли внутренним светом, то ли навеянным Первой картиной настроением, и это были чудесные моменты, которых в обычной жизни бывает немного.
В один из понедельников зашли два усталых могильщика с кладбища 18 округа. Они негромко переговаривались, стоя у картины. Их словно радовало что-то давно не виденное и почти забытое. Эти двое тоже оставили несколько монеток в ящике для пожертвований и степенно приподняли выцветшие шляпы, прощаясь со смотрителем на выходе.
Однажды, когда Смотритель открыл утром галерею и прошел по залам с обычным обходом, ему показалось, что кто-то невидимый стоит перед Первой картиной. Смотритель слышал шелест длинного плаща по полу и будто бы звук хлопающих птичьих крыльев. Если бы Смотритель был более самонадеянным человеком, то смог бы поклясться, что чувствует движение воздуха от перемещения невидимки. Но Смотритель не был самонадеян, а напротив был деликатен и считал, что некоторым событиям нужно позволить вершиться незаметно, а некоторые существа, пусть даже невидимые и крылатые, могут насладиться Первой картиной неузнанными, если для них это важно.
Была одна деталь, которая запомнилась Смотрителю в тот день. Зал, где висела Первая картина, был наполнен другим воздухом. Воздух был ласковее, подвижнее, свежее и обладал тонким чарующим ароматом, который Смотритель тщетно пытался вспомнить. Смотритель остался постоять у Первой картины, и она унесла его к бесконечно синему морю с этим самым теплым свежим и солоноватым ароматом.
078. Раннее утро на площади Луи Арагона
Наступил день парижского этапа.
Ранним утром на острове Сен Луи было тихо. Еще не прозвонил колокол местной церкви – для субботней службы было рано. Благочестивые прихожане сладко спали, а деревянные жалюзи на окнах старых домов охраняли их сон. Туристы еще не перебрались через мосты. Никто не атаковал лавки мороженщиков и не таращился на витрины сырных магазинчиков, кофеен и галерей.
Однако по мере приближения к северной части острова ситуация менялась. Внимательный наблюдатель заметил бы, что он здесь не один. В самом деле, небольшая площадь в это час была скопищем наблюдателей.
На скамейке лицом к Сене сидела дама в черных брюках и кофте с деревянными пуговицами. Она строго смотрела на Сену. Изредка, без видимого повода, она бралась за свой телефон с селфи-палкой и принималась им орудовать, хаотично делая снимки всего вокруг. Движения ее были порывистыми, она нервничала, и от того, что это было заметно, нервничала еще больше.
Утро было прохладным, дама замерзла, хотела горячего кофе и съела бы не меньше двух круассанов, но уйти не могла и не уходила. Дама регулярно проверяла наличие и целостность сумки. В Париже все еще встречаются карманники, и разумный путешественник не должен про это забывать. А Елена Александровна была разумной и не хотела остаться без сумки.
На дорожке вдоль каменной ограды лицом к Сене стоял положительного вида мужчина и смотрел в сторону Нотр Дам. В отличие от Елены Александровны мужчина был спокоен и вооружен небольшим фотоаппаратом. Он время от времени разворачивался и оглядывал площадь Луи Арагона. Если его поворот приходился на момент фотографической активности Елены Александровны, он принимался осматривать дом, выходящий на площадь, или свои ботинки, аккуратные коричневые дезерты песчаного оттенка, а затем разворачивался обратно, ища спокойствия в течении серо-зеленых вод реки. Лицо его при этом ничего не выражало, но кофе ему не помешал бы.
В этот час на площади Луи Арагона не было ни одного человека, который бы отказался от чашки горячего кофе. В любой момент самых разных людей объединяет гораздо больше хороших вещей, чем принято считать. Обычно это очень простые вещи. Кофе в их списке находится в первой пятерке.
На уровне пятого этажа дома по набережной Бурбон кружил белый дрон. Шелест листьев маскировал звук его мотора, и никто не смотрел на него, кроме тех, кто знал, что надо посмотреть и уже посмотрел.
На третьем этаже того же дома, смотрящего на площадь, Елену Александровну, дрона и Сену, из окна был выдвинут кронштейн с круглой камерой, которая вращалась, не докучая никому и наблюдая за всеми.
Ниже камеры, под домом, был припаркован автомобиль – трехдверное купе с темными стеклами и приветливыми круглыми фарами. Автомобиль прижался к бордюру, сдержанно поблескивал черным лаком, сливаясь с обстановкой и не акцентируя внимание на себе. Проходящая мимо кошка почувствовала тепло двигателя, но осмотрев машинку, была разочарована отсутствием над теплой частью горизонтальной поверхности, на которой можно было комфортно провести утро, не попадая под метлу уборщика.
Автомобиль, и правда, мог помещать уборщику в униформе. Молодой человек наводил порядок на площади. Он подметал, выуживал окурки, пробки и другой мусор, застрявший между каменными плитами и булыжниками, менял черные пластиковые пакеты, собирал бутылки, банки и другой хлам, скопившийся за предыдущий день.
Если бы Елена Александровна и Пал Палыч (а это он был человеком с фотоаппаратом) взглянули бы вниз за каменный парапет, то они бы увидели двух молодых людей и девушку, которые стояли у воды, негромко переговаривались. Девушка была укутана в большой шарф. На камнях рядом с ними стояла сумка.
Поодаль от Дашки, Мартина и Романа что-то ковырял черный ворон Мунин, изредка зыркая
