в благодарность, но тронутые увяданием связки могли лишь хрипеть.
– Чувствую себя грёбаным Франкенштейном. И выгляжу, небось, не лучше.
– Дальше я сама, – вторая личность взяла тело под свой контроль, – можешь пока повспоминать Смешариков. Или Винкс. Или что ты там смотрела…
Одна из покрытых трупными пятнами рук потянулась к Лизе и коснулась её лица. Сгнившие губы растянулись в улыбке, а глаза засверкали как два чёрных бриллианта.
– Я тоже рада тебя видеть, зайка, – Лиза понежилась под серыми пальцами и послала воздушный поцелуй. Алиса прохрипела что-то, но вампирша, само собой, ничего не разобрала и с сожалением взглянула в глубоко запавшие глаза анорексички. Издав свистящий хрип досады, нежить сняла со спины свёрток и развернула его на столе. Это была спящая девочка лет четырнадцати, перепачканная в земле и в местами порванной школьной форме.
Алиса ждала реакции рыжей красавицы. Сама неживая не любила подростков из-за их жёсткого мяса, но их кровь ощутимо вкуснее, чем у взрослых, и её больше, чем у младенцев, значит, вампирша должна оценить угощение.
Лиза прекрасно понимала, что молодая кровь вкуснее и лучше старой, но для неё питание – это целый ритуал с множеством условностей. Один партнёр отдаёт себя, свою жизненную силу другому; инстинкт берёт верх над осторожностью и деликатностью, лишь опытный хищник может и сам насытиться, и доставить удовольствие жертве. Червонная Королева – опытный хищник и отнюдь не чудовище; она всегда выбирает тех, в кого могла бы влюбиться, и может быть, полюбить. Некоторые привычки не умирают, и питьё крови предсказуемо переходит в имитацию близости, отнюдь не ограничиваясь внешней атрибутикой и физическим контактом. Любовь есть самопожертвование, и добродушная Лиза справедливо даёт что-то взамен, пуская в ход всё своё очарование. А капля крови из не бьющегося без необходимости сердца становится компенсацией за боль и лёгкое касание смерти – партнёрши быстро приходят в себя и с готовностью идут на новые жертвы. На какое-то время Червонная Королева становится их божеством.
А тут ребёнок.
Но огорчать милую сестру тоже не хотелось.
– Она прелесть! – Лиза продемонстрировала навык строить хорошую мину при плохой игре. Это сработало. Алиса уперла ладони в лицо и расплылась в улыбке, с любовью взирая на красавицу-вампиршу. – Спасибо!
Покоясь под осиной на Кладбище, Вишенка, в отличие от утопленницы-анорексички, с которой пришлось делить тело, часто видела сны. Сны о прошлом, в котором она, живая и не такая костлявая, играла со своей маленькой Принцессой в куклы и чаепитие; о счастливых днях, когда маленькая неугомонная Лиза с криками нарезала вокруг «сестрёнки» круги. Снились и другие сны. В иных Лиза была такой, как сейчас. Только без одежды. При жизни ни Алиса, ни Вишенка никогда не рассматривала ни её, ни других девушек в таком свете
(«Мы сёстры, хоть и сводные… да и до «удочерения» я никогда не воспринимала подруг как-то иначе…»),
но существо всё равно жалело, что сны имеют свойство обрываться на самом интересном моменте.
Девочка-подросток заворочалась на столе. Она вот-вот проснётся и откроет глаза. Дав Вишенке знак закрыть окно, Лиза повернула к себе девочку и приготовилась применить своё обаяние, чтобы хоть немного скрасить ситуацию для неё.
Света очнулась, и первым, что предстало её взору, оказалась улыбка незнакомки. Незнакомка была прекрасна, и Света улыбнулась в ответ. Но с каждой секундой росло беспокойство, в улыбке и плавных движениях проклёвывалось что-то чужеродное, ощущалась какая-то гниль. Девочка подумала, что улыбка матери, когда она улыбается соседям, которых терпеть не может, похожа на эту.
И лицо у прекрасной незнакомки неестественно бледное. И глаза посверкивают жутковатым огоньком. Словно Света не девочка, а пирожное на тарелке перед женщиной, севшей минувшим утром на диету. Однако от бледного лица вдруг стали исходить такие волны тепла, заструился такой поток любви, что беспокойство испарилось, так и не успев перерасти в страх. Света почувствовала, что лежит на пуховой перине в своей комнате, сверху светит люстра в форме шести рогоз, растущих в разные стороны, а рядом дремлет Булочка, самая ласковая кошка в мире.
– Мамочка, – сонно прошептала Света, – мамочка, я люблю тебя.
Рыжеволосая красавица нежно целовала девочку в щёки, чуть-чуть не касаясь бледно-розовых губ. Руки тем временем поднимались и опускались вдоль подросткового тела, скользя по нему и задерживаясь на особо чувствительных местах.
Раздался смачный хруст.
Света потянулась к милой девушке. Ей хотелось поцеловать добрую волшебницу тоже. Рука поднялась на удивление легко, но ей не хватило длины, чтобы коснуться чудесного лица.
Ей не хватило предплечья и кисти.
Из культи толчками хлестала кровь.
Глаза Светы расширились от ужаса. Перина, люстра и Булочка исчезли. Девочка лежала на кухонном столе, и над ней нависла бледная как смерть женщина с красными глазами.
В горле застрял крик.
– Мне очень жаль, – вздохнула Червонная Королева и в ту же секунду вонзила клыки в подростковую шею.
***
Тёмно-серые тучи сделались совсем чёрными, а с небес уже падали редкие капли будущего ливня. Пройдёт совсем немного времени, и земля превратится в грязь, твердь станет болотом. Молнии будут рассекать небо, а гром сотрясать камни. Земля станет такой вязкой, что каждый раз, когда сапог или заступ будут застревать, покажется, что это руки голодных мертвецов, потревоженных грозой, цепко держат и настойчиво тянут вниз, к себе. При богатом воображении, которое невольно проявляется в таких условиях, ничего не стоит принять корни и булыжники за кости и черепа.
Идеальное время для рытья могил. И их заполнения.
Себастьян безразлично обыскивал мужчину, оказавшегося не в том месте не в то время. С каждой извлечённой вещью складывалась всё более мрачная, но по-своему забавная картина. Кроме бумажника, на свет фонаря показались какие-то тряпки, складной нож, пара гвоздей и зажигалка.
(Хотя никаких сигарет при мужчине не было.)
– Видимо, я сорвал тебе вечеринку, – процедил слуга, убирая бумажник себе в карман. – Уж извини, но госпожа не любит толпы. Разве только это не толпа девчонок со смазливыми мордашками или молодых и энергичных артистов. А лучше – и то, и другое одновременно, ха-ха!
Мужчина ничего не мог ответить, но этого и не требовалось. На самом деле, было бы даже неловко, случись такое. За речь, обращённую в никуда и ни к кому, никто и не выразит недовольства. А поговорить хотелось. Хозяйка обычно не разговаривала с Себастьяном, лишь давала ему поручения. В основном, грязные и тривиальные: кого-то выследить, кого-то убить, избавиться от тел и т.п. Не то чтобы это было в радость, но всё равно лучше, чем быть шофёром или посыльным. К тому же,
