тобой в тот человеческий дом, где вы жили. Но вот что нас ждёт, если солнце покинет нас.
– Но Лиам уже пытался, а солнце не захотело его признать.
– Что ты скрыла от Совета?
Я колеблюсь несколько секунд. Невозможно ничего утаить, когда каждая твоя мысль звучит так, будто кричишь о ней с крыши. Я поворачиваюсь к нему спиной, собираю волосы в ладони, и в этот момент вспоминаю, когда в последний раз делала это. На меня накатывает слабая, далёкая грусть. «Помни меня», – сказал он. И я думала, что буду помнить всегда, но что-то изменилось. Я поднимаю свой хвостик.
– Это не метка, – говорит он, хотя я думаю, что он спрашивает.
– Я знаю. Может быть, это часть метки. Я не вижу её, но чувствую. И она горит.
– Метка, разделённая между двумя эльфами?
– Полуэльфы, половина метки.
Я снимаю заколку моей матери и показываю ему.
– У меня вот эта часть, – говорю я, указывая на центральный круг, – Лиаму достались лучи.
Холод в этой части леса пробрал меня до костей, и я дрожу. Я снова думаю о Раймоне, о том, как я дрожала рядом с ним.
– Кина рассказала мне о Раймоне.
Услышав его имя, я не вздрагиваю. Я должна бояться, пытаться скрыть его. Я должна чувствовать давление в груди, которое сковывало меня каждый раз, когда кто-то говорил о нём. Но ничего этого не происходит. Теперь я беспокоюсь только о том, что будет завтра, когда мой брат вновь предстанет перед солнцем. Перед солнцем, которое, возможно, начинает уставать так же, как и я.
– Это из-за келча. Твоё сердце больше не страдает, как человеческое.
Меня не удивляет то, что он говорит, я даже не злюсь и не сожалею.
– Я понятия не имею, как работает вся эта штука с меткой, но когда Лиам положил руку мне на шею, я почувствовала огонь, а также невероятную силу.
– Ты не ответила мне, Зойла, что с Раймоном?
– Какое значение сейчас имеет Раймон?
«Ты – мой свет, и я охраняю твой сон», – сказал он. Это была всего лишь сказка.
Выражение лица Герба меняется.
– Знаешь ли ты, что значит для нас свет?
– Нет, Герб, я понятия не имею, но сейчас это не имеет значения. Я просто хочу вернуться домой, спать в кровати, ходить в школу, волноваться об экзаменах и врать бабушке, чтобы пойти на свидание с мальчиком и вернуться чуть позже.
– Эльфы связаны друг с другом навеки. Мы любим не так, как вы, но, в отличие от того, что ты думаешь, это гораздо более искренний, менее эгоистичный способ любить.
– Как давно ты знаешь, что он эльф?
– Фальшивые уши обманывают только людей.
– Ну, это всё дело прошлое.
– Когда эльф выбирает свой свет, он выбирает его навсегда. Мать любит своего ребёнка, что бы тот ни делал, куда бы ни шёл. Она устремляет на него свой свет и до самой смерти любит его.
– У меня уже была мать, и всё закончилось не очень хорошо.
– Зойла, этот эльф предложил любить тебя вечно. Я не знаю, почему или откуда он взялся, хотя у меня есть некоторые догадки, но сейчас это не имеет значения.
– Я не просила его любить меня вечно, не просила заменять мне мать! Ради бога, я хотела только поцеловать его!
Я пытаюсь сдержать слёзы, но теряю контроль. Герб обхватывает меня и притягивает к себе. Его сердцебиение медленное, но немного учащённое. Когда я прекращаю плакать, он немного отстраняется, но продолжает обнимать меня за плечи. Мы возвращаемся назад, и когда сырой и унылый пейзаж этой части леса остаётся позади, ко мне возвращается спокойствие.
– Неважно, выберешь ты его или нет, неважно, останешься или уйдёшь. Он отдаст за тебя жизнь, если придётся. Он по собственной воле стал твоим хранителем.
– Лиам выбрал Кину?
– Она выбрала его в день нашего знакомства. Она готова умереть за него, не прося ничего взамен. Это не любовь в вашем понимании, она не считает его своей собственностью.
– Но она любит его! Я знаю, я говорила с ней. Не нужно даже слушать, что она думает. Она любит его вне всяких уговоров и способностей.
– Я знаю. Я не знаю, какое заклинание вы, люди, наложили на эльфов.
Я удивлённо смотрю на него, потому что он не жалуется, когда говорит это. Я не чувствую, что он ненавидит нас, и наверное, можно сказать, что наконец он понял мою мать.
Когда я выхожу на поляну, все аплодируют Гербу. Мне не составляет труда пробраться обратно к своему дереву.
На рассвете от вчерашней вечеринки не осталось и следа. Если бы не клетка, в которой спит пантера, сегодняшний день ничем не отличался бы от любого другого. Солнце слабо пробивается сквозь кроны деревьев, но вокруг холодно.
– Тебе пора собираться, – говорит Кина, отодвигая занавеску, отделяющую мою хижину от остального леса.
Я привыкла к отсутствию интимности, в котором живут эльфы, к их изящной одежде и неторопливой походке и к тому, что они читают мои мысли, как только я теряю осторожность. Я даже привыкла чувствовать их ещё до появления, потому что, даже если они очень осторожны, я слышу их сердца и начинаю узнавать их, как человек узнаёт голос. Но я не хочу привыкать к тишине их голосов, к тому, что они всё время говорят без слов. Она знает это и старается угодить мне.
Кина оставляет свёрток с белыми одеждами на гамаке в моей хижине.
– Белое?
– Совет решил, что вы трое должны стать добровольцами, – её голос, когда-то такой тёплый, теперь холоден как айсберг. – В конце концов, ты тоже наследница.
Я не спала всю ночь, думая обо всём, что рассказал мне Герб. Теперь я знаю, что должна сделать, и этот белый костюм не облегчит мне задачу. Кина исчезает так же тихо, как и появилась. Я разворачиваю одежду, которую она мне принесла, и надеваю её. Платье, закрывающее меня до самых пят, лёгкое, как пёрышко, и такое белое, что глазам больно. На мой вкус, оно слишком узкое. Я скучаю по свободной толстовке и джинсам, в которых можно укрыться. Сандалии, с другой стороны, настолько удобны, что я обещаю оставить их себе, когда всё закончится. Они выглядят не слишком подходящими для прогулок по лесу и продирания сквозь ветки, но для города – в самый раз. Походить по торговому центру, заблудиться в проходах книжного магазина, подняться по ступенькам дома, не издав ни звука. Я