Пепа, тогда подставил мне Элу, которая «насмотрелась странного» за два дня в Праге. Так насмотрелась, что мигом уехала из города, даже отказавшись от твоей помощи. Что могло ее настолько шокировать — так-то она человек довольно устойчивый, если дело не касается…
— Ее эмоций. Да, все так.
— Так что она видела, Пепа? То же самое? Давай, скажи это.
— Да.
Тут они замолчали оба.
Новак молчал и жевал свои кнедли. Ян пытался усвоить услышанное. Официант принес заказ — то же самое, но вот без этого — и кружку, но есть не хотелось. И это было странно, обычно никакие приключения не действовали на аппетит Гонзы Грушецкого. А потом рефлекс безусловной защиты, защиты по умолчанию, который обычно включался в адрес близких, сработал сам собой, и он едко поинтересовался у Новака:
— И какого… этого… ты разрешил ей уехать одной?! Когда где-то тут бродит…
— А как я ей мог запретить? — Новак поднял на него светлые глазки доброго амстаффа. — На основании чего? И что тут именно бродит?
— Что-то, что убивает людей. Она видела таких же мертвых, да?
— Не таких же. Но у нее на глазах погибло две молодых девушки, я бы сказал — в непосредственной близости от нее. Оба раза смерть признали естественной.
— А ты? Ты какой ее признал?
— Не я вел дела. Но я могу их посмотреть, у меня есть полномочия, есть доступ… не было повода ворошить. А по твоим словам выходит, смертей было больше. Если, конечно, это вещи одного порядка. Когда она позвонила, я подумал — ну опять, короче, ей поплохело, посчитал, что это она так… говорит только. Не видела, но вообразила себе, воображение-то у нее что надо. Но пару дней спустя посмотрел сводку по Чески-Крумлову, сводку за тот день у нас по центру. Да, все так. Она оказалась свидетельницей двух смертей. Но позвал я ее не поэтому, а потому, что у нее и впрямь опыт имеется под твою писательскую задачу, мне в голову не могло прийти…
— Ей сейчас что-нибудь угрожает?
— А ты куда уже бежать-то намылился? Пришел ты вроде ко мне по поводу покойной пани Смит.
— Если эта сучья хтонь, которая убила Наталку, убьет их обеих…
— Сразу не убьет. Да мы и не знаем пока, что это такое, и есть ли тут что-то (Гонзо, прости), кроме твоего нежелания смириться с утратой и найти хоть каких-то виновных. Кожные покровы как светлый, почти белый янтарь? Что-то я знал про похожий симптом, но сразу не вспомню. Я бы на твоем месте поговорил с Элой и выяснил, что и как она видела конкретно. Может быть, есть детали, которые нам помогут. Не выйдет поговорить с ней — поговорил бы с ее родными. Что ты знаешь… о ее семье?
— Семья тут при чем?
— Может, и не при чем.
— Выросла с отчимом, есть младшая сестра, мать, бабку видел однажды. Не знаю, жива ли она сейчас.
— То есть, вы довольно близко были знакомы. Почему я не удивлен. С отчимом, говоришь?
— Да. Что в этом такого?
— Может, и ничего.
— Пепа, у тебя дико раздражающий способ отвечать на вопросы, если тебе еще никто не сказал.
— Сказал. Но это неважно. Знаешь, она очень годно мне все объяснила, когда я ей позвонил. Мол, да, действительно, впала в панику. Да, переутомление от высокой нагрузки. Да, ей показалось… показалось что-то такое. Но беспокоиться о ней, мол, нет необходимости. И вот ты знаешь, она сказала ровно все то, что я и ожидал услышать. Прямо как по нотам. Как будто я сам ей подсказывал, как надо. И именно это заставляет меня очень сильно о ней беспокоиться.
— Почему?
— Потому что не так ведет себя человек, еще месяц назад полагавший, что следующей жертвой будет она сама.
— Она так сказала?!
— Да мало ли что она сказала тогда, уже неважно. Важно вот что. Когда человек из состояния покоя при виде трупа резко впадает в панику, это естественно. Когда человек в той же ситуации делает кульбит в обратную сторону… да еще и разговаривает так рассудительно и осмысленно, это… Тут два варианта. Либо у нее включилось отрицание: «мне показалось, да, мне показалось одно и то же два раза, но мне показалось» — тоже нормальная реакция психики. Либо… это другой человек, хотя тот же самый снаружи. Что-то произошло между нашим первым и вторым разговором. И в этом временном промежутке как раз погибла твоя пани Смит. Старый добрый вопрос, Гонзо, ни разу меня не подводивший: кому была выгодна ее смерть?
— Точно никому. Никто не выигрывал от ее смерти, Наталка — безобиднейшее существо…
Он до сих пор не привык говорить «была».
— Могли у тебя — не у нее — быть враги?
— Ты в своем уме? У меня нет здесь врагов.
— Еще скажи, что у тебя вообще нет врагов. Это у тебя-то, ага. А сама Эла Батори?
— Да разве же Эла враг…
— Но она и не друг тебе сейчас определенно. Видел я, как она на тебя смотрела.
Ян смотрел на Новака, не особо веря тому, что слышал:
— Ты что, просто подсовываешь мне крайнюю? Потому что она на меня не так посмотрела?! Не, это из области конспирологии. Теории заговоров. Прилета инопланетян-рептилоидов, колонизации земли, сорок два, и все такое. Главное не забыть полотенце.
— Это уж думай, как тебе удобно. Но мы с тобой имеем следующие обстоятельства: человек, который находился рядом с жертвами в момент гибели — в обоих случаях — уезжает из города ровно в тот день, когда происходит третья внезапная смерть молодой, здоровой женщины. Причем, человек, который — назову это прямо — очень сильно зол на тебя.
— Да, но… — Ян смотрел на Новака и, несмотря ни на что, мучительно не хотел, чтобы оно складывалось в одну картину. — Этого же быть не может. Зачем это ей?
— Ты, Гонзо, неверно ставишь вопрос. Почему не она?
— Ты сам-то в это веришь?
— Это же Прага. Земля чудес, знаешь ли. После того, как тут один чувак сотворил голема, чему тут можно не верить? Есть Прага, Гонзо, и есть — Прага. Пойми это уже. Не для книжечки своей пойми, а нутром.
Чески-Крумлов
Со снегом в Крумлове стало тихо. Розовая башенка барочного замка, запертого на зиму, возвышалась над городом в ожидании своей Рапунцель. Медведи в замковом рву совершенно точно спали, и ей
