руки, которые на моих глазах зубами и когтями раздирал волк.
— В полной мере. Ни ран, ни шрамов.
Я довольно улыбнулась. Глова вдруг закружилась еще сильнее, а в ушах зазвенело. Мои ослабленные ноги подкосились, и я упала бы на пол, если бы князь вовремя не подхватил меня и не поднял на руки так, словно я весила как семечко одуванчика.
— Где болит? — спросил он, обеспокоенно всматриваясь в мое лицо.
Несмотря на головокружение и слабость, происходящее страшно меня смутило. Князь крепко прижимал меня к себе, и я чувствовала биение его сердца, которое почти не отличалось от моего биения. А еще я остро ощущала запах князя — терпко-пряный, с древесными нотками.
— Голова, — пробормотала я, отведя смущенный взгляд в сторону.
— Это из-за потери силы, — заключил князь, осторожно опустив меня на свою постель, от которой еще сильнее пахло необычайно приятным терпко-пряным ароматом.
Возможно, моя голова уже кружилась не только от потери сил, но еще и от близости князя, его крепких рук, чарующего запаха, доброго взгляда, который в реальности я видела впервые.
Мой взгляд упал на перевязанное запястье. Рана совсем не болела, что было странно. Будто я вовсе не разрезала свою плоть острием броши.
— Прости за это. — Даже не смотря на князя, я понимала, за что он извиняется.
— Пустяки. Я сама это сделала.
— Будет шрам…
— Не страшно. Купишь мне широкий браслет с большими камнями.
Князь тихо хохотнул, и я с трудом подавила желание взглянуть на него.
— Сколько я проспала? — спросила я ни столько ради интереса, сколько ради того, чтобы отвлечь себя от странных мыслей, которые вгоняли меня в краску.
— Четыре дня.
— И все четыре дня ты был рядом.
— А ты как думаешь?
— Это был не вопрос…
Не выдержав, я посмотрела на князя, на губах которого застыла полуулыбка.
— Много увидела за это время?
— О чем ты? — спросила я, прекрасно понимая, что князь имел ввиду.
— О моих воспоминаниях.
— Не все, — призналась я. — Разве можно уместить воспоминания из жизни, длинною в восемь столетий, в каких-то жалких четыре дня?
В ониксовых глазах князя вспыхнули озорные искорки, от чего мое сердце пропустило удар.
— А вот я видел все, — произнес он с хитрой улыбкой.
— Что? — пискнула я, совсем забыв об обратной связи во время укуса — не только человек видел воспоминания кусающего его вампира, но и вампир видел воспоминания человека, чью кровь он пил.
Боже, помоги мне не стать помидором!
— Ты прожила совсем немного по сравнению со мной, так что мне удалось увидеть все твои воспоминания, — продолжил князь. Кажется, ему нравилось дразнить меня. — Увы, понравилось мне не все.
В голову почему-то сразу пришел момент нашего с Димой поцелуя, а за ним то, как Дима сделал мне предложение. Однако, возможно, князь имел ввиду то, что я частенько подслушивала его разговоры и делала то, что он запрещал.
— Пить хочу, — буркнула я, прервав разговор, который совсем мне не нравился.
— Я принесу. А еще куриный бульон. Тебе надо поесть. — Князь поднялся и вышел из своей спальни, оставив меня одну.
Наконец я облегченно выдохнула. Пить мне, конечно, хотелось, но не так уж сильно. Просто это был повод спровадить князя хотя бы ненадолго, чтобы прийти в себя.
На письменном столе стояло небольшое зеркало, и я, осторожно поднявшись, заглянула в него. На щеках, как я и думала, алел румянец. Лицо было бледным, как у князя, а глаза почему-то блестели.
Я села на постель и осмотрелась. В спальне князя я была впервые — до этого лишь заглядывала внутрь, не успев толком ничего рассмотреть. Теперь же я могла изучить ее вдоль и поперек.
Мрачные темно-коричневые тона, полное отсутствие картин и минимум личных вещей на виду: лишь книги на полках, свечи, бумаги на письменном столе и чернильница с пером. У стены кресло и торшер. Кровать широкая, дубовая, без балдахина. Рядом — две тумбочки, на которых стояли подсвечники.
Я потянулась к ближайшей ко мне тумбочке и выдвинула верхний ящичек. В нем лежали свечи, золотые часы с цепочкой и уже знакомый мне оберег.
Обернувшись к приоткрытой двери, я замерла и прислушалась. Шагов князя не было слышно, поэтому я взяла оберег за шнурок и, держа его на вытянутой руке, принялась внимательно рассматривать. Три закругленных железных усика, соединявшихся между собой в середине — вот и все, что из себя представлял оберег. Кажется, Велена назвала его «Огневиком».
— И чего он его бережет? — пробормотала я.
Поднеся оберег ближе к лицу, я коснулась его усиков свободной рукой. Перед глазами вдруг вспыхнул образ князя восьмисот летней давности. Мгновение, и я уже снова видела перед собой лишь его спальню.
Что это было? Недосмотренные мной воспоминания князя?
Оберег неприятно холодил руку. Казалось, что от него кожу даже немного покалывало, поэтому я поспешно убрала оберег на место и задвинула ящик.
Вскоре пришел князь с тарелкой бульона на подносе и стаканом воды. От запаха еды у меня в животе заурчало, а рот наполнился слюной. Не успел князь пристроить поднос на мои колени, как я уже накинулась на бульон, который показался мне самым вкусным первым блюдом из всех, что я ела.
— Сам готовил? — пошутила я, проглотив очередную ложку.
— Да.
— Я пошутила.
— А я нет.
Замерев с полной ложкой у рта, я вскинула удивлённый взгляд на князя.
— Есть что-то, что ты не умеешь?
Князь усмехнулся и кивнул.
— Есть, конечно.
— Например?
— Понимать тебя. Даже после того, как увидел твои воспоминания. — Князь печально улыбнулся и отвел взгляд в сторону.
К моим щекам снова прилил жар. Я уткнулась в тарелку и, быстро доев бульон, убрала поднос в сторону. Молчаливое присутствие князя давило на меня. Хотелось убежать в свою спальню или с головой забраться под одеяло. Первый вариант осуществить трудно, потому что на моем пути была преграда в виде сидящего на постели князя, а второй вариант был слишком детским. К тому же, под одеялом терпко-пряный запах, от которого мое сердце начинало биться чаше, наверняка еще сильнее, так что…
— Я сказал Диме, что ты цела, — внезапно нарушил тишину князь. — Он приходил пару раз. Просил сообщить сразу же, как ты очнешься.
— Сообщил? — сглотнув, спросила я.
— Еще нет. — Ониксовые глаза не смотрели на меня. Понять, что чувствовал князь, было сложно.
— Почему?
Князь долго не отвечал, глядя куда угодно, но только не на меня. Затем вздохнул и пожал плечами.
У того, кто прожил более восьмисот лет, не было ответа. Смешно. Прямо каламбур какой-то.
— Не можешь