Ознакомительная версия.
– Как это? – Шона открыла рот и уставилась на Лирая как на пятьдесят третье чудо света. – Шутишь?
– Нисколько. Чего ты рот открыла? Не знаешь будто, что это для эльфов в порядке вещей. Будто в эльфийских домах не была, шедевров не видела.
И была, и видела, и знала. Подмена шедевров для эльфов – обычное дело. Благо, что копии они создают, ничем не уступающие оригиналу. Особая техника: сначала творится фантом, а потом этот фантом материализовывается. Получается совершеннейший аналог. Иногда и сами эльфы затрудняются сказать, который из двух – чей. Но благодаря именно этим их трудам множество шедевров живо и здорово и ждет своего часа выхода в свет, хотя в человеческом мире они считаются утраченными.
Но кэльфы этим не занимались никогда!
Их неписаный кодекс, внедренный в гены кэльфов еще первым Котриархом Мимиром, предписывал все найденные сокровища отдавать людям, потому что главной целью российской диаспоры кэльфов, смыслом их жизни в Петербурге было именно создание музея, его развитие и расширение, ну и, соответственно, присмотр за коллекциями. «Нечего по домам растаскивать, – говорил Мимир, – для вас весь дворец – дом, это и так все ваше».
– Зачем? – только и спросила Шона.
– Да, понимаешь… И маньеризм я не очень люблю, и цвета в рисунке нет. То есть со всех сторон не мое. И не собирался даже. А разглядывать стал, смотрю, в самом уголке под копытцами сатира – кошечка. Маленькая такая, серенькая, пушистая. Ясно, зашифрованная цветами и листьями. И так мне ее жалко стало! Не увидит же никто, не поговорит, не погладит. Ходил я к ней частенько, навещал, погулять выпускал. И так привязался, как к кельфёнку родному! Тоскливо ей одной за шкафом, грустно Все думал, что делать, как ее к себе забрать? Чезаре Тюбино подсказал.
– Кто?!
– Ну, помните его знаменитую шутку с Леонардо?
Еще бы не помнить! В середине девятнадцатого века в Милане случилась сенсация, вернее сказать – чудо: обнаружили неизвестную работу Леонардо да Винчи «Мадонна с кошкой». Юная золотоволосая Мадонна, голый крепыш на ее коленях, а между ними – рыжий котенок. Восторгу публики не было предела, искусствоведы, проведя тщательнейшее исследование, единогласно признали: Леонардо, вне всяких сомнений. И объяснение, почему картина столь долго пряталась, тоже нашлось: сам мастер не хотел ее выставлять. Датировка – 1478 год, позднее Средневековье.
Когда в тринадцатом веке святой Фома Аквинский объявил крестовый поход против колдунов, его последователь, францисканский монах Бертольд фон Регенсбург пошел еще дальше, назвав главными пособниками колдунов и ведьм… кошек.
– Кошачье дыхание источает чуму! – неслось с церковных кафедр.
– Еретик потому и называется еретиком, что он похож только на одного зверя – на кота!» (keter – еретик, kater – кот).
– Уничтожай этих исчадий ада! Сожги! Утопи! Распни!
Европа сошла с ума: церемонии уничтожения кошек собирали на площадях огромное количество людей. Отловленных кошек связывали между собой в виде пирамиды и разводили костер. В иных городах пирамида заменялась железной клеткой, и народ с любопытством наблюдал за мучениями несчастных, делая ставки, какая из дьяволиц продержится дольше. Чем громче вопили кошки, тем радостнее веселилась площадь.
Подвешенные за лапы на дерево живые животные служили мишенью для лучников и копьеносцев, их засмаливали в бочках, разрывали надвое, привязав за лапы к лошадям, сбрасывали с высоких башен на стекло и камни.
В Милане, где в то время работал Леонардо, добропорядочные меломаны с удовольствием ходили слушать «Кошачий орган» – клавиши при нажатии прищемляли привязанные к ним кошачьи хвосты, чем сильнее рыдали кошки, тем выше возносились молитвы прихожан.
На кошек сваливали все болезни, беды и несчастья.
Ровно в то время появился и печально знаменитый «Молот ведьм» – практическое руководство для инквизиции, где кошка однозначно объявлялась пособником дьявола.
Вакханалию ужаса не останавливали даже нашествия крыс, несущие непрекращающиеся эпидемии чумы, в результате которых вымерла треть Европы.
То есть люди нашли единственного виновника, уничтожение которого сулило им спокойную и благостную жизнь.
Мог ли Леонардо в такой ситуации представить публике «Мадонну с кошкой»? Ответ очевиден: его бы самого сожгли на костре…
Почему же это не насторожило экспертов, исследовавших картину? Да только лишь потому, что в архиве великого художника сохранились несколько набросков пером и тушью именно кошек с младенцами. То есть задумка написать именно такую Мадонну у него была. А если была задумка, почему бы не состояться самой картине? Кто-то неизвестный, спасибо ему, хранил полотно все это время, берег, передавал по наследству, дождался, когда массовое помешательство сошло на нет и преследование кошек прекратилось. И вот – чудо!
Картина пошла по выставкам, вызывая восхищение и восторг.
А через полвека после обретения миром шедевра Леонардо да Винчи ушел к праотцам известный итальянский художник Чезаре Тюбино, великолепный копиист. Предсмертное письмо Тюбино произвело сенсацию не меньшую, чем обретение шедевра да Винчи. Он признался, что «Мадонна с кошкой» – его работа, так сказать, шутка непризнанного гения. Копируя по заказам работы Леонардо много лет, он настолько тщательно изучил его стиль и методы, что смог нарисовать «Мадонну с кошкой» не хуже, чем сам Леонардо.
После этой нашумевшей истории и в Эрмитаже занялись более предметным изучением наследия Леонардо. К тому времени петербургская коллекция насчитывала целых двадцать четыре работы мастера. Оказалось, подлинных всего две – «Мадонна Бенуа» и «Мадонна Литта». Остальные – леонардески, то есть работы учеников гения, его последователей и подражателей.
– То есть ты решил сделать копию? – переспросила Шона. – Не фантом, а именно копию? Несмотря на запрет?
Лирай виновато кивнул, но тут же приободрился.
– Сначала, конечно, фантом сотворил. Потом материализацией занялся. Долго маялся, никак цвет уловить не мог. Коричневая тушь какого-то особого оттенка, да и лет-то рисунку сколько! Честное слово, с маслом работать намного проще.
– Ты что-то еще из коллекций прихватил? – побледнела Шона.
– Да нет, – Лирай махнул рукой. – Но тренируюсь же. С кэльфятами занятия как проводить? А так, себе, только эту. Исключительно из-за кошки. Да вы ее все знаете. Лала, у меня живет.
Лалу действительно знали все. Красивая серая кошка, зеленоглазая, с белой грудкой. Молчаливая, скромная. Из дома Лирая практически не выходит. В мероприятиях не участвует. Думали – характер такой, а она, оказывается, просто шедевральная.
– Ну и?
– Дальше все просто. Подлинник повесил у себя, вы все решили: фантом. А фантом материализованный, то есть копию, засунул обратно за шкаф. Его-то Херберт и «нашел». Я специально уголок вытянул, носом его туда ткнул. Как у него руки тряслись! Потом весь покрылся: не может быть, говорит, у меня бред! Голциус… На полу разложил, рядом ползает, в лупу рассматривает: неужели подлинник? Ну а дальше вы все сами видели. Какой шум поднялся, сколько народу понаехало. Экспертизы, исследования, заключения. Если бы, конечно, кто-то хотя бы засомневался, я бы еще тогда признался. А так все прошло как по маслу. И всем хорошо.
– Хорошо? – Шона возмущенно вскочила. – Ты обманул весь мир. Хорошо?
– Шона, – вмешалась Снотра, – давай с моралью потом. – Повернулась к Лираю. – Молодец! Хотя, конечно… Ладно, забыли. Согласись, Шона, это шанс.
Шона долго молчала. Ситуация, конечно, была вопиющей, но она действительно давала шанс. Мимиру, кэльфам, всему эрмитажному собранию, в конце концов!
– Да… но… Придется идти к котрифею, представляться, то есть все рассекретить… Как он к этому отнесется? Он же о нас ведать не ведает, решит, что с ума сошел.
– Котрифей не решит. Во-первых, он мужик крепкий, Броненосец, одно слово, а во‑вторых, все дворцовые легенды знает. Как там нас в них называют? Эрмиты? Вот мы эрмитами перед ним и явимся.
– А насчет Мимира как объясним?
– Да просто скажем, что это наш котенок, отдайте. Отдаст, куда денется. За подлинник-то Голциуса! Только у меня условие.
– Какое? – насторожился доселе молчавший Богарди. – Надеюсь, не криминальное?
– Лалу оставлю. Не отдам. Ее на рисунке все равно никому не видно, пусть у меня живет.
Никто не возражал.
Спорили, рассуждали и прикидывали еще целый час. В конце концов решили, что к котрифею идти надо, но информации дать самый минимум. То есть, мы вам Голциуса, вы нам Мимира. И живем как прежде, друг друга не касаясь. Места жительства не рассекречивать. О превращении Петра молчать, о Бастет – тоже. О Мут-Сохмет впрямую не предупреждать, а попросту заставить котрифея ей на колени чего-нибудь из собственного кабинетного бара плеснуть. Ненароком пусть прихватит какую-нибудь сувенирную бутылочку – по дороге к Голциусу Египетский зал не миновать. Сохмет тогда нынешнее полнолуние спокойно проспит, а к следующему уже и Мимир покраснеет. Голциуса доставить к котрифею со всеми мерами предосторожности, то есть создав мощную завесу невидимости, которая исчезнет лишь тогда, когда котрифей согласится на все условия.
Ознакомительная версия.
