– Не твоего ума дело, – пропел юноша.
Я встала, опираясь на протянутую руку. Прихрамывая, пошла за пажом, как нож масло разрезавшим толпу. Подобрала монету. Слуги, на которых я смотрела, отводили глаза, и последнее, что я увидела, обернувшись, был злорадный взгляд моей матери.
– Господин, клянусь Светлыми, я не воровка! Эти деньги мне подарили! – бухнулась я на колени, едва мы покинули кухню.
Насвистывавший юноша поперхнулся, обернулся к всхлипывающей мне.
– Ты о чем?
– Вы ведь ведете меня к кастеляну? Но я не виновата, честное слово! Я могу показать господина, который дал мне серебро!
– Поднимись, – поморщился паж. – Фу, какая же ты грязная! – Юноша потянул прядь волос, выбившихся из косы. Разжал пальцы, брезгливо помахал рукой, будто стряхивая что-то липкое. – Не собираюсь я тебя к управляющему тащить. С тобой желает познакомиться один… э-э… господин. Будешь хорошо себя вести – получишь новое платье.
– Высокий, светловолосый и с такой бородкой? – показала я двумя пальцами вокруг губ.
– Да. И прекрати уже реветь!
– Простите, господин…
– Не отставай.
Я крепко сцепила руки на животе и засеменила за пажом, едва сдерживая радость. Маг не забыл! Я даже не надеялась, что он так скоро пришлет за мной. Думала, это случится завтра, а может, по окончании празднеств. Но он велел привести меня сегодня же! И снова спас… На этот раз от матери.
У заднего входа в замок сновали слуги и чистенькие поварята в белых крахмальных сюртуках – здесь была высокая кухня. Они косились на меня, перешептывались, хихикали, прикрывая ладонями рты.
– Вот замарашка!
– На какой помойке ее нашли?
– Ты хотел сказать, из какой выгребной ямы достали?
Их бы на нижнюю кухню, чистить очаги и промывать свиные кишки для колбас! Я бы понюхала, чем бы они пахли! Уж точно не ванильной выпечкой…
Мои уши горели, я низко наклонила голову, пряча красное от стыда лицо за волосами, и, не заметив остановки, врезалась лбом в зад притормозившего пажа. Поварята откровенно заржали. Обернувшийся парень занес было руку, как для подзатыльника, но вместо того чтобы стукнуть меня, схватил со стола какой-то южный фрукт, покрытый шипами, и швырнул в заливавшегося смехом мальчишку. От столкновения со лбом фрукт лопнул, окрасив колпак и румяную физиономию в цвет детской неожиданности. Паж хохотнул, наблюдая, как поваренок размазывает по лицу темнеющую мякоть, и обратился к господину Виро.
Главного повара я видела дважды – первый раз, когда он лично пришел на нижнюю кухню наблюдать за разделкой йеала, огромного восьмирогого козла, спустившегося из Леса в княжеские угодья. Второй – когда Виро решил выбрать нового помощника, взамен обварившего руку. На меня, девчонку, он даже не взглянул – сухопарый, остроносый мужчина без единого волоска на голове. Теперь же, бросив взгляд на герб, вышитый золотом на плече пажа, он почтительно кивнул на процеженное сквозь зубы:
– Пять ведер кипятка в северную башню немедленно, еще пять через полчаса. Кроме того, принесите нежирное мясо, хлеб и чиар. К вечеру, после официальной части праздника, должен быть готов поднос с фруктами, пирожными и лимонадом.
Мы пересекли кухню и по неприметным, петляющим переходам обогнули обеденный зал, занимающий весь первый этаж главного здания; не останавливаясь, прошли сквозь северное крыло и поднялись на десять, как я сосчитала, пролетов. Дальше дорогу преградили стражники, при появлении пажа браво стукнувшие о каменный пол древками алебард.
– Его сиятельства нет? – понимающе хмыкнул парень.
– Господин граф обедает с князем, – донеслось из-под забрала.
– Отлично.
Паж распахнул двери, пропуская меня вперед.
– Входи.
Я прошмыгнула мимо стражи и поняла, что попала в Сады Светлых.
Пол комнаты укрывал пушистый темно-коричневый ковер, такой мягкий, что мои замерзшие ноги утонули по щиколотку. Я остановилась, не смея идти дальше, с открытым от изумления ртом разглядывая бежевые стены с высокими арочными окнами, побеленный потолок с лепниной, камин, изображавший пасть гигантского зверя. В центре стоял стол со стопкой бумаги и чернильницей, емкостью с песком и перочинным ножом. Покои наполнял запах пчелиного воска, которым натирали мебель, и яблоневых дров, потрескивающих в камине.
– Что стоишь? – выглянул из-за резной панели паж. Рассматривая плетеные решетки на окнах, я даже не заметила, как он прошел мимо.
Вместо ответа я показала пальцем на грязные следы, оставшиеся на ковре от моих ног.
Цыкнув, парень вернулся, поднял меня под мышки, и, держа на вытянутых руках, отнес в комнату, выложенную мраморными изразцами.
– Сиди здесь.
Сидеть так сидеть. Мрамор был теплым, и я с удовольствием оперлась о стену. Магический светильник лил теплый свет на бирюзово-зеленые плиты, на каменные ступени, ведущие к большой ванне, на умывальник с висящим над ним овальным зеркалом в серебряной раме. Раньше я никогда не видела светильников вблизи, и мне стало интересно. Подражая горничной, высунувшейся из окна во время сухой грозы, я поманила светящийся шар ладонью. Тот качнулся и спустился с потолка, завис перед моим носом. Работает!
– Ярче! – приказала я. – Ой!
Белая вспышка больно резанула по глазам. Я плотно зажмурилась, но цветные пятна еще долго бродили под опущенными веками. Как приглушить свет, я не знала.
За дверью загомонили. Я вскочила, спрятав руки за спину. Магический шар, рассыпая пучки света, всплыл вместе со мной, замер над макушкой.
– Уйди, – прошипела я.
Шар остался висеть.
Панель, заменявшая двери, сдвинулась в сторону, в ванную вошли трое мужчин с ведрами парящего кипятка. Крякнув, вылили воду в ванну, поклонились и исчезли.
Поклонились? Мне?!
– Ковер почистите, – услышала я.
Заглянул паж. Недовольно прищурился.
– Экспериментируешь?
– Простите, господин…
– Господин Тимар, – наконец-то представился он.
Взбежал по ступенькам, ведущим к ванне, подозвал меня.
– Смотри, повернешь эту ручку – польется холодная вода, разбавишь, чтобы было не горячо.
Открыл ранее не замеченный мной шкафчик слева от зеркала, достал оттуда жесткую губку, кусок мыла, какой-то горшок с вязкой жижей и склянку с желтоватым маслом.
– Сначала отмокнешь, вымоешься вся этим мылом, – показал Тимар на черный брусок. – Это, – ткнул он пальцем в горшок, – намажешь на голову, выпустишь воду…
– Куда?
– Что куда?
– Куда воду выпускать?
– Вот… кухня, – скривился парень. – В ванной пробка, выдернешь ее – вода выльется, понятно?
Я кивнула.
– Так вот, нанесешь шампунь на голову и волосы, спустишь воду, вот тебе полотенца, – сунул он мне три свертка. – Нет, не трогай – залапаешь, – передумал и положил их на лестницу. – Завернешься в полотенце, постучишь по панели.
– И что будет?..
– Воду поменяем, ты же как поросенок… Да, – обернулся он на выходе, – уборная – там.
– Господин Тимар, а что такое уборная?
Парень мучительно застонал.
– Туалет! Ночной горшок! Отхожее место!
Я залилась краской.
– Понятно… Спасибо.
Спустя пару минут – замечание пажа о туалете было донельзя своевременным – я с удивлением взирала на странную конструкцию: стул – не стул, дупло – не дупло. Придумают же… Интересно, а у Куколки такая же уборная?
Бросив грязные вещи у подножия лестницы, забралась по ступеням, потрогала воду кончиками пальцев и добавила холодной. Ванна больше напоминала озеро, таких, как я, в ней поместился бы десяток. Я снова проверила температуру и шагнула вниз, сразу присев на корточки. Во все стороны побежали волны, отразились от высоких бортов и плеснули обратно, попав в нос. Тепло-то как…
Отмокала я недолго. Едва заметив, как мутнеет вода, схватила губку, повозила по ней мылом и начала скрести себя, пока не показалась чистая, светлая кожа. Дольше всего провозилась с волосами – спутанные, забывшие, что такое гребень, лохмы, оказывается, доставали почти до колен. А я и не знала, что они так отросли, раз за разом подвязывая их обрывками ткани. Я даже уши помыла, чего раньше терпеть не могла и всегда уворачивалась, когда мать меня купала.
Кое-как разобрав и промыв пряди, отжала их, добралась до той самой пробки, выдернула ее, наблюдая воронку воды. Завернулась в полотенце и постучала по панели, подавая знак, что закончила.
Дверь распахнулась сразу же.
– Оу, а под коркой грязи скрывалась довольно симпатичная мордашка, – хмыкнул Тимар. – Волосы почему не смазала?
– Ой… Я забыла… Я сейчас!
– Не суетись, – остановил он меня. Поджал губы, увидев песок, покрывающий дно ванны. Повернул рычаг, позволяя потоку холодной воды смыть мусор. – Ты что, первый раз моешься?
