показался слишком маленьким.
Честер говорил на работе, что Луиза – няня из солидной фирмы, которую пришлось нанять в помощь Серене, ведь у последней голова шла кругом от того, как сложно оказалось справляться с близнецами. Он представил ее не как неопытную начинающую мамочку, но как заботливую мать, которой просто не хватает пары рук, чтобы управиться с детьми. (Идея, что этой парой рук мог бы быть он сам, так и не пришла ему в голову.)
Серена говорила на встречах правлений, что Луиза – мать мужа, которая по состоянию здоровья не может работать, но очень хочет быть полезной, пока лечится от своих многочисленных (но незаразных) болячек. Близняшки, разумеется, сущие ангелы, нигде не найти более послушных детей, но Луизе нужно хоть чем-то заняться, так что пусть она некоторое время поиграет в нянечку. (Идея сказать правду была просто неприемлема. Это было равносильно признанию своих ошибок, но Уолкотты не ошибались.)
Луиза рассказывала Жаклин и Джиллиан сказки, говорила им, какие они умные, сильные, чудесные. Она говорила им хорошенько высыпаться, вытирать слезы, а когда они немного подросли, она говорила им кушать овощи и прибираться в своей комнате, и всегда, всегда она говорила им, что она их любит. Она говорила им, что они идеальны сами по себе, как они есть, и что они не должны становиться другими в угоду кому-либо. Она говорила им, что они изменят мир.
Честер и Серена постепенно научились различать собственных дочерей.
Жаклин, которая родилась первой, похоже, исчерпала этим весь запас храбрости; из двух близняшек она была более нежной, робкой и всегда пропускала свою сестру вперед. Она первая научилась бояться темноты и стала требовать оставлять ночник включенным.
Ее последнюю отучили от бутылочки, но она продолжала сосать большой палец еще долгое время после того, как Джиллиан бросила это занятие.
Джиллиан, с другой стороны, будто родилась с недостатком здравомыслия. Она всем телом с этузиазмом набрасывалась на каждую попавшуюся опасность, от лестниц до камина и двери в хозяйственные помещения. Она, как некоторые дети-торопыжки, пошла сразу, минуя предупреждающие стадии вроде ползания, и Луиза половину дня провела, гоняясь за ней по всему дому, закрывая острые углы защитой от детей, а Жаклин в это время спокойно лежала на солнышке, не обращая внимания на опасности, подстерегавшие ее сестру. (Серена и Честер, придя домой – теперь они уходили по делам ежедневно, – были возмущены, обнаружив на своей элегантной, тщательно подобранной мебели какие-то мягкие нашлепки. И только вопрос Луизы, сколько глаз они хотели бы видеть на лицах своих дочерей, сумел убедить их оставить защиту на мебели, по крайней мере на какое-то время.)
К несчастью, за умением их различать пришло желание назначить каждой свою роль. Однояйцевые близнецы вызывали тревогу у большей части населения: пока они были маленькие, было забавно наряжать их одинаково и относиться как к одному существу, не делая разницы между ними, но по мере того, как близняшки росли, они начали нервировать людей. Похожие как две капли воды, особенно девочки – на них смотрели как на чужеродные объекты, как на что-то неправильное.
Виновата фантастика, виноваты Джон Уиндем, Стивен Кинг и Айра Левин. Но дела это не меняло: нужно было сделать дочерей непохожими друг на друга.
Джиллиан была более быстрой, раскованной и непоседливой. Серена сводила ее в парикмахерскую и привела обратно со стрижкой пикси. Честер сводил ее в универмаг и привел обратно в дизайнерских джинсах, кроссовках и пуховке, которая была ей явно великовата.
Джиллиан, которой было почти четыре и которая боготворила своих практически всегда отсутствующих родителей с той силой, на какую способны только дети, красовалась в своих новых нарядах перед завидующей сестрой, которая смотрела на нее во все глаза; Джиллиан вовсе не задумывалась, к чему приведет то, что их наконец станет различать еще кто-то, кроме них самих и Бабули Лу, которая видела разницу с самого первого дня, с того момента, как только взяла их на руки.
Жаклин была более медлительной, скромной, более осторожной. Честер дал Серене свою кредитную карту, и она отвела Жаклин в магазин – совершенно сказочный магазин, – где каждое платье было пышным и многослойным, будто свадебный торт, и украшено каскадами кружев, бантов и сверкающих пуговичек, а все туфли были лакированными и просто сияли. Жаклин была достаточно умна, чтобы понимать, когда что-то идет не так, – вернувшись домой, одетая как на картинке из книги сказок, она обняла сестру и заплакала.
– Да она настоящий сорванец! – восклицали люди при виде Джиллиан, и – поскольку Джиллиан была еще в том возрасте, когда быть сорванцом это не повод для осуждения, а скорее мило, очаровательно и привлекательно, – Честер светился от гордости. Ну и что же, что у него нет сына – существуют футбольные лиги для девочек. Есть много вариантов, как она может впечатлить партнеров. Крепкая дочь всегда лучше слабого сына.
– Да она настоящая принцесса! – восклицали люди при виде Жаклин – и поскольку именно это всегда хотела слышать Серена, желая завести дочку, она жадно впитывала эти похвалы, скромно прикрывая рукой широкую улыбку. Жаклин была идеальна. Она вырастет точно такой же, как те девочки, что вдохновили Серену завести свою, только еще лучше, потому что они с Честером не совершат ошибок, которые совершают менее хорошие родители.
(Мысль о том, что они с Честером не делают никаких ошибок как родители просто потому, что они вообще ничего не делают как родители, никогда не посещала ее. Она их мама. Луиза просто нянчилась с девочками – в лучшем случае, а в худшем – дурно влияла на них. Да, пока Луиза не приехала, все шло наперекосяк, но это просто потому, что она была вымотана родами. Чуть больше времени, и, если бы не Луиза, перетянувшая на себя одеяло, Серена освоила бы все необходимые тонкости дела. Да, так и было бы.)
Когда близняшкам исполнилось четыре с половиной года, их стали водить в садик на полдня. Они уже были достаточно большие, чтобы вести себя прилично на людях; достаточно большие, чтобы заводить нужных друзей, устанавливать нужные связи. В первый день, пока Луиза собирала их, Джиллиан, которая была храброй внутри родного дома и боялась всего снаружи, плакала. А Жаклин, с ее бесконечно пытливым умом и жаждой узнать гораздо больше того, что мог вместить один дом, – нет. Стоя в пышном розовом платье и туфельках в тон, она молча и терпеливо наблюдала, как Бабуля Лу успокаивает ее сестру. Ей не приходило в голову ревновать. Да, сестре сейчас уделялось больше внимания, но она знала, что это означает, что позже
