коллегу какой-то подленький компромат. Вроде интрижки тридцатилетней давности с замужней дамой. Уже, небось, и дама обо всём позабыла, и супруг её отошёл в мир иной — а Всеволод Аркадьевич всё совестью терзается. Решил, что мне, его ученику, каким-то образом тоже стала известна правда — вот и распсиховался, места себе не находит... В общем, причиной его испуга может быть что угодно. И это что-то совершенно не обязательно имеет отношение к заговору.
— Ко-остя! — донёсся до меня нежный голосок.
Зазвучала знакомая музыка. По дорожке ко мне летела Полли.
— Всеволод Аркадьевич сказал мне, что ты здесь! — сияя, объявила она.
— Всеволод Аркадьевич — прекрасный человек! — глядя на неё, со всей возможной искренностью ответил я.
* * *
В последующие несколько дней Кристина меня старательно избегала. Случайно наткнувшись на мой взгляд, мучительно краснела и старалась отвести глаза. Честное слово — если бы я не понимал, что такого просто не может быть, то решил бы, что мы с ней видели один и тот же сон.
Сам я шагов навстречу Кристине также не делал. Не торопил её и ни о чём не спрашивал. Слово аристократки, подкрепленное клятвой — это всё-таки не обещание свидания. Которое такая красотка, как госпожа Алмазова, запросто могла бы назначить ещё троим — и не прийти ни на одно, помирая со смеху.
Слово аристократа — штука серьёзная. Да и разговор у нас с Кристиной шёл не о свидании. Если она ничего мне не говорит, значит, собрание кружка пока не назначили. Либо у неё пока не было возможности встретиться с Рабиндранатом и рассказать ему обо мне.
Я терпеливо ждал — и дождался. Кристина подошла, когда я сидел в библиотеке.
Выбрала редкий момент, в который рядом со мной не крутились ни Полли, ни Мишель, и тихо проговорила:
— Нынче в полночь. Я буду ждать тебя на чёрной лестнице. Выходить можешь безбоязненно, наставник будет спать. Только постарайся выйти так, чтобы не разбудить никого из соседей.
Я чуть заметно кивнул.
— Я поручилась за тебя, — строго сказала Кристина. — Смотри, будь осторожен! Не подведи меня.
Эта девочка, кажется, всерьёз собралась учить меня конспирации.
— А тебе, похоже, здорово не везло в личной жизни, — заметил я.
Кристина вскинула брови:
— Почему это?
— Н-ну, приглашать молодого человека на свидание — заранее настраиваясь на то, что он подведёт... Это свидетельствует о негативном опыте. Хотя относительно меня можешь не беспокоиться. Не в моих правилах разочаровывать девушек. Приложу все усилия к тому, чтобы тебе понравилось.
Кристина покраснела, как рак.
— Ты... Ты всё-таки удивительный нахал! — выпалила она.
Я развёл руками — дескать, какой есть. Другим не стану.
Кристина поспешно — видимо, пока я не брякнул ещё что-нибудь, от чего она вовсе провалится сквозь землю, — отошла.
— Что тут делала эта противная Алмазова? — Полли, как всегда, возникла рядом со мной неведомо откуда, будто материализовалась из воздуха.
Приближение ко мне своей предполагаемой соперницы угадывала, видимо, каким-то особым органом чувств. Сейчас, например, Полли должна была находиться в танцевальном зале — все уши прожужжала мне о том, что к рождественскому вечеру готовится театральная постановка. Главной звездой которой является, разумеется, госпожа Нарышкина — имеющая самый что ни на есть настоящий опыт выступления на театральных подмостках. Только это, конечно, большая тайна. Никто ничего не знает, да-да-да.
— Госпожа Алмазова пригласила меня на свидание, — сказал я.
Глаза Полли, и без того огромные, распахнулись ещё шире.
От неожиданности она мне, кажется, даже поверила. На какую-то долю секунды. После чего всплеснула руками и расхохоталась.
— Фи, Константин Александрович! Эти ваши дурацкие шутки... Право, будь на моём месте другая — закатила бы вам сцену ревности.
«Но со мной вам исключительно повезло», — мысленно закончил я. А Полли демонстративно уселась рядом.
— Так чего хотела эта противная Алмазова?
— Пыталась выведать, какую роль ты играешь в предстоящей постановке, — сымпровизировал я.
Полли раздулась от важности. Гордо объявила:
— Об этом она узнает последней! Клянусь.
— Верю, — изо всех сил постаравшись сохранить серьёзное выражение лица, кивнул я.
Без пяти минут полночь я осторожно выглянул в коридор. Догадывался, что этой ночью покину корпус не один, и время от времени слышал тихие, осторожные шаги за дверью — заговорщики выходили из комнат. Но сейчас в коридоре никого не увидел. Наставник мирно дремал за столом.
Я проскользнул на чёрную лестницу, спустился этажом ниже.
Темнота мне не мешала. Кристину, шагнувшую из коридора своего этажа на лестничную площадку, я увидел раньше, чем она — меня.
Кристина сделала несколько шагов. Остановилась, вглядываясь в темноту. Прошептала:
— Ты здесь?
— Смотря к кому ты обращаешься. — Я отделился от стены.
Кристина вздрогнула. Но быстро взяла себя в руки. Кивнула и прошептала:
— Идём.
Неуверенно шагнула на ступеньку. Ей приходилось тяжелее, чем мне: она-то в темноте не видела. Лестница ночью не освещалась, а свет неярких уличных фонарей сюда почти не долетал.
Я взял Кристину под руку.
Она сердито вырвалась. Прошипела:
— Что вы себе позволяете, господин Барятинский?! То, что я согласилась быть вашим проводником, не означает, что можете допускать подобные вольности!
— Всего лишь пытаюсь добраться до места назначения без потерь, — объяснил я. — Не хочется, чтобы вы, госпожа Алмазова, сломали себе шею, навернувшись с лестницы. В этом случае, боюсь, на собрание мы попадём нескоро.
— Беспокойтесь лучше о собственной шее, — процедила Кристина.
И с независимым видом начала спускаться вниз. Получалось так себе — перед тем, как шагнуть, ей приходилось нащупывать ногой каждую ступеньку. Но больше я не вмешивался. Не хватало ещё получить от разгневанной барышни пощёчину и перебудить весь корпус.
Мы миновали два пролёта и спускались дальше, когда внизу вдруг стукнула дверь.
Кристина замерла и обернулась ко мне. Я, не раздумывая, схватил её за руку. Метнулся наверх, на площадку второго этажа, пробежал вместе с Кристиной ещё один пролёт и замер. Надеялся, что поднимающийся остановится на втором этаже. Но он пошёл выше.
Мы добежали до четвёртого этажа. Остановились: дальше бежать было некуда. Лестницу, ведущую ещё выше, на чердак, перегораживала решётка, украшенная огромным навесным замком.
Тот, кто поднимался, с кряхтением миновал третий этаж. От неотвратимо шагал дальше.
Кристина беспомощно посмотрела на меня.
Отвести её к себе на этаж и спрятать в своей комнате я не мог. Если к нам
