не поверил своим глазам, и в сердце против воли трепыхнулась надежда.
– Приветствую тебя, Хермод, – сказал он. – Как прошло твое путешествие в царство мертвых? Вижу, Хель отпустила тебя обратно?
Посланник богов замер в нерешительности, перевел взгляд на Одина, но тот кивнул, позволяя говорить.
– Долгим и трудным был мой путь, – начал свой рассказ Хермод. – Наконец я достиг берегов реки Гйоль, отделяющей мир живых от царства мертвых. На мосту через нее встретила меня великанша Модгуд, охраняющая его, и спросила, кто я и зачем явился сюда. Когда я рассказал ей о цели своего путешествия, она разрешила мне пройти, но предупредила, что никого еще не отпускала Хель из своего царства…
– Да ты отважный герой, Хермод, – не удержавшись, бросил Локи.
Никто не останавливал его, и он опять наслаждался возможностью безнаказанно язвить. Или таков план богов?
– Хель сидела на своем троне, черная, страшная и огромная, – продолжал Хермод. – Рядом с ней располагались Бальдр, Нанна и Хед. Я передал Хель нашу просьбу отпустить бога весны обратно в Асгард и посулил любой выкуп. Но богиня смерти лишь рассмеялась, ведь сокровищ у нее больше, чем во всех остальных мирах. Однако потом Хель сжалилась, сказав, что она не настолько жестока, как рассказывают о ней легенды, и готова отпустить со мной брата, если увидит – весь мир оплакивает его.
– Она не так зла, – заметил Локи. – Что же было дальше?
– Я вернулся в Асгард и рассказал богам. Они обрадовались и разошлись по свету, полные ожидания и надежды, ведь все живое оплакивало Бальдра…
– Но я вижу, бессмертные сейчас грустны и удручены? – продолжал он, удивляясь, что ему позволяют так много говорить и расспрашивать Хермода. Боги явно заинтересованы в нем, раз позволили это. – Значит, не все оплакивали Бальдра?
– Нет, и ты прекрасно знаешь, – наконец подал голос Один.
– Кто же против того, чтобы любимый бог весны вернулся из Хельхейма? – спросил он. – Похолодало, наступает зима, близятся сумерки богов. И один из вас мешает остановить это?
– Все знают, что это ты, Локи, – тяжело уронил Один, пронзая его взглядом единственного глаза. – Ты подстроил убийство Бальдра и теперь не хочешь, чтобы он вернулся из царства мертвых.
– Я? – искренне изумился он. – Но зачем мне это?
– Все живое и неживое в девяти мирах оплакивает Бальдра, – проговорил всеотец. – Люди и боги, альвы и цверги, великаны и животные, камни и растения… И только ты мешаешь его возвращению из Хельхейма.
Локи снова хотел запротестовать, но Один не позволил ему вставить ни слова.
– Мы не можем заставить тебя, – продолжал он. – Условие Хель состоит в том, чтобы Бальдра оплакивали добровольно. Когда она увидит, что все искренне сожалеют о его гибели, то согласится отпустить бога весны из царства мертвых.
– Я не убивал Бальдра и искренне сожалею о его гибели! – едва не закричал Локи.
– Но твои глаза сухи, – вдруг сказала Скади, глядя на него в упор.
– А твои? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Скади оплакивала Бальдра вместе со всеми нами, – вступился за жену Ньерд.
– Может быть, она плакала потому, что не сумела узнать Бальдра по ногам и выбрать его в мужья?
– Локи, мы собрались здесь не для очередной перепалки, – остановил его Один. – И я прошу тебя, брат: сделай то, что в твоих силах. Помоги нам спасти мир от конца света.
– Освободите меня, – безмятежно предложил он. – И я подумаю, чем вам помочь.
Конечно же, Максим не позвонил, впрочем, я не особенно ждала. Хеллоуин словно поставил точку в наших непонятных отношениях, и я странным образом успокоилась. Когда-нибудь это все равно случилось бы, так почему бы не с ним? В конце концов, мы же не клялись друг другу в вечной любви и верности. Нас столкнул порыв, которому мы оба поддались. И кто сказал, что это неправильно?
Сама я тоже не звонила. Что я ему скажу? «Привет, Макс, помнишь меня? Может быть, встретимся и повторим?» От этой мысли мне стало нехорошо.
С Пашкой я тоже пересекалась мало – на лекциях он практически не появлялся, а когда приходил, то коротко здоровался и не проявлял желания поболтать. Я не расстраивалась: о чем нам беседовать – обсуждать успехи на майнинговой ферме? Или спросить ненароком: «Как там поживает у тебя в подвале мой дружок? Не вспоминает ли меня, часом, долгими осенними вечерами у камина за бокальчиком „Кровавой Мэри“?» Разжигают же они хотя бы иногда свой понтовый камин – дровишки рядом точно лежали… Или моего дружочка дальше подвала не выпускают? Что бы он там ни говорил, на съемную квартиру, кажется, пока не заработал…
Если нет способа отключить мысли, надо направить их в другое русло. Подумать об учебе! Сессия неумолимо приближалась, о чем нам все чаще напоминали и призывали готовиться заранее, не откладывая на последний момент. Многие, конечно, не прислушивались и садились только накануне вечером по славной старинной традиции «От сессии до сессии живут студенты весело». Но только не я! Опыт прошлого года научил, что это в корне неверный подход, если не хочешь вытягивать трояки и таскаться по пересдачам. Пока со мной такого не случалось, и я надеялась, что в будущем тоже не произойдет.
Одинокова напомнила, что на зачете, помимо ответов по билетам, обязательно попросит прочитать наизусть отрывок из произведения средневековой литературы.
– Стихотворный отрывок, – снисходительно уточнила она. – Прозу декламировать не заставлю.
– Да там такие стихи, что никакой прозы не надо, – пожаловался Юрка.
Забывшись, он недостаточно понизил голос, и преподавательница услышала.
– Для вас, Рябов, могу сделать исключение, – заметила она.
– Не надо, – испугался он и грамотно сменил тему: – А вы какой отрывок посоветуете?
– Любой на ваш выбор. Ищите по своему вкусу, что больше всего понравилось и запомнилось. Главное, не меньше двадцати строк. А то знаю я вас, – усмехнулась она. – Выучите пару строчек и придете «отлично» требовать.
– Что там может понравиться? – проворчал Юрка гораздо тише. – Найти бы не самый бредовый…
Я задумалась: а мне что запомнилось? Разные там песни в расчет не берем, наш фаворит – «Старшая Эдда». Какой же отрывок больше всего понравился? Конечно, про Рагнарек. То ли мрачная картина конца света меня так впечатлила, то ли настроение было подходящее.
Ноябрь заканчивался, наступала зима, и это идеально соответствовало моему душевному состоянию. Мне доставлял мрачное удовольствие вид бульвара, насквозь продуваемого ледяным ветром, от которого трепетали голые ветки деревьев с обрывками листьев. Клумбы засыпали разноцветными опилками, но это выглядело скорее издевательством, нисколько не разбавляя унылую
