только с подписью и печатью. — Иногда на подпись так много всего — я только и успеваю, что уголки листать, пока декан подписывает. — протянула Таня мне листки. — Сделала сразу два, вдруг первый не той стороной на печать положишь. — Скептически подытожила, но смягчила улыбкой.
— Есть файлик? — Остался я на месте и слегка развел руками. — На улице опять сыро, а я даже без пакета.
— Найдем, — охотно организовала девушка и файлик, и пакет, позволив мне не оставить отпечатки пальцев на бумаге.
— Спасибо. — Кивнул я, выходя в коридор, стараясь выглядеть уверенным и спокойным.
Что, в общем-то, не легко, когда в голове — на одиноком пятачке, на который испуганно смотрели оставшиеся мысли, жавшиеся по углам — есть только одна четкая, абсолютно пророческая формулировка:
«Грохнут меня».
Бывают в жизни такие перенапряги, после которых в памяти все остается урывками, фрагментами. Общий путь-то помнишь хорошо — как шел в студенческую библиотеку, занимал свободный компьютер. Детали, лица, окрики знакомых — все куда-то девается. Все могло подождать, а вот подготовленное Таней письмо — нет.
Я сидел перед монитором и вчитывался в компоненты ритуала, приведенные под конец пространного, на четыре абзаца письма — канцелярски безликого, оттого чертовски убедительного. Ни один из компонентов не назван прямо — вместо золота в таких письмах всегда будет «инвентарный номер 6», а массу в граммах зашифруют штуками. Мало ли к кому попадет бумага, оправдывайся потом за кости, ороговевшую плоть и откованные в суперлуние серебряные чешуйки. Государству так тоже спокойнее — одно дело хранить на балансе драгоценности, и совсем другое — содержимое номерных ячеек.
Мне хватало знаний, чтобы расшифровать все запрошенное по памяти, не обращаясь к закрытому справочнику — учил в свое время, зачет сдавал, а потом не раз и не два писал эти самые номера в своих отчетах.
Большинство реагентов выделены в «возвратные» — они не должны пострадать в ходе ритуала и обязаны вернутся в хранилище в первоначальном виде. Большинство — это восемь из тринадцати строк. Первые три «невозвратные» строчки на этом фоне не представляют из себя ничего серьезного — да, прижимистое государство безо всякой охоты выделит немного медных и костяных украшений из скифских захоронений, которые принимаются тварями бездны в качестве платы, закроет глаза на пару килограмм золота высшей пробы, и поделится последними изысканиями химической науки, стойкими к воздействию Тишины и тварей Бездны. Цена за жизнь и здоровье пострадавшей сотрудницы выходит не такой уж и высокой — будь все так просто на самом деле, ответить отказом на такое письмо попросту невозможно: и Анна Викторовна не поймет такого решения, и ее коллеги встанут на дыбы.
Но я ведь знаю, что украсть планируется все: и золото, и кости, и драгоценные камни, и…
«Пункт четыре — инвентарный номер двести семнадцать, четыре единицы хранения, с возвратом», — произнес я одними губами, пытаясь отвязаться от пакостного чувства, будто зацепился душой за конвейерную ленту, а та тащит к промышленной дробилке. «Двести семнадцать» — это очень серьезно, это древняя Ассирия, и почти три тысячи лет подтвержденного возраста. Такими вещами не платят, а обозначают статус вызвавшего, раскладывая за пределами контура вызова. Это и «Майбах», и «Патек Филипп» на руке, и мигалка, и ксива с гербом. Для современных людей — просто музейные экспонаты, пусть и отчаянно древние. Для причастных — целое состояние и возможность шагнуть на ступень выше.
«Но ведь это вернут», — отмахнется человек, ставя размашистую подпись и «согласовано».
Конечно вернут — как и еще три «двухсотки» из личных коллекций правителей древних царств, не чуравшихся массовыми жертвоприношениями. Показать такое демону — и он даже аванса не потребует от столь уважаемого и проверенного партнера.
Еще два пункта — «возвратный» инструментарий из дорогостоящих, точных, но вполне себе ходовых. Можно обойтись и без них, но в списке они выглядят на своем месте — обозначение из семи цифр, последние нули, а значит пойдет любой из некогда сделанных приборов, находящихся на хранении, а не какой-то определенной. Двенадцатый пункт — «пятизначная» вещица из списка неодушевленных «свидетелей» прежних призывов. То есть, какая-нибудь деревяшка из настила ритуального капища, пахнущая огнем и кровью. Из какого именно она события, когда и кого на ней казнили или принесли в жертву — надо разбираться, эти номера зубрить не заставляли, слишком их много, и всегда можно посмотреть в справочнике. Пункт тринадцатый — «двузначный», кофр для всего этого богатства, экранирующий содержимое от тварей Бездны и возможности «услышать» содержимое через «Тишину» и заодно обнаружить через ритуалы поиска. Вполне допустимая предосторожность, с учетом четырех «двухсотых» единиц хранения. Общий вес набирается килограмм в шесть-семь, все вполне уместится…
Дочитав, я быстро закрыл файл, словно кто-то мог прочитать его содержимое из-за спины. Оглянулся — как никого за моим стулом не было, так и не появилось, только все равно маетно, и пульс стучит в висках.
Если бы это списку понадобилось название, слово «жадность» подошло бы лучше всего. Как, интересно, Ковен вообще представляет, что на потерю закроют глаза и выдадут такой набор повторно?.. Да тут из-за первой пропажи всю столицу вывернут наизнанку…
Впрочем, могут и во второй раз выделить — пришло тягостное понимание. После того, как отгремят начальственные маты, и ответственных сотрудников словесно выпорют за отсутствие охраны рядом с кофром, окажется, что проблема моего шефа все еще не решена. А ее жизнь не должна зависеть от ряда идиотов, которых и наказать-то по большому счету не за что — все как раз и устроено, чтобы не лепить ценники и не сходить с ума над каждой царапинкой у выданной под отчет вещи. Не полагалось кофру охраны, вот и ее и не было. Раньше никогда подобные вещи не пропадали. А если выдавать золото для демонов под роспись и полную материальную ответственность — так можно на всей оккультной практике сразу крест ставить, никто под такое не подпишется.
Словом, выдадут и второй набор — который я, по замыслам Ковена, должен буду бесталанно спалить. Какую там мне карьеру обещала Танечка?.. Да после двух таких провалов мне и дворы подметать не доверят… Впрочем, потом-то вылезет момент с мошенничеством, объясняющий мою невезучесть. Так что, если я бы начал паниковать и побежал к Тане обратно — она непременно нашла бы слова, чтобы меня успокоить.
Я еще раз быстро открыл файл и тут же его свернул, будто непристойность какую рассматриваю. Соседи особо не таращатся на чужие экраны, но мало ли…
