Кроме того, незадолго до своей смерти Диккенс якобы собирался вместе с Филдсом посетить тюрьму Мейдстон, чтобы Филдс зарисовал там с натуры камеру приговорённого к смертной казни. По словам Филдса, именно в такой камере должен был окончить свои дни злодей Джаспер в конце романа. И наконец, биограф Диккенса Джон Фостер несколько лет назад упомянул о том, что его старый друг по секрету сообщил ему, что Джаспер умертвил юношу и сбросил его тело в яму с гашёной известью.
– Но ведь тогда получается, что никакой тайны нет, – заметила Мерси. – Джон Джаспер – убийца Эдвина Друда, пусть даже Диккенс и не успел дописать свой роман до развязки.
Всезнайка переступил с одной трёхпалой лапы на другую, по-новому сортируя страницы своего туловища.
– Тем не менее существует множество теорий, созданных читателями и исследователями произведений Диккенса, согласно которым Диккенс подшутил над своими друзьями и коллегами и намеренно ввёл их в заблуждение, бросив тень на Джаспера. В принципе каждый из персонажей романа мог бы быть убийцей Эдвина Друда.
Мерси покачала головой:
– Кто угодно может болтать чушь и корчить из себя знатока.
– В пользу того, что финал романа «Тайна Эдвина Друда» должен был стать необычным и неочевидным, свидетельствует следующее обстоятельство. Под конец жизни Диккенса упрекали в том, что он исписался, – в течение пяти лет до «Эдвина Друда» он не опубликовал ни одного романа. Некоторые даже предполагали, что он разучился придумывать сюжеты. Близким другом Диккенса был писатель Уилки Коллинз, незадолго до выхода «Эдвина Друда» опубликовавший два романа о загадочных преступлениях, «Женщина в белом» и «Лунный камень», имевших шумный успех. Ходят слухи, что Диккенс позавидовал успеху Коллинза и поэтому захотел отойти от семейных саг и историй о чудесных спасениях, благодаря которым в своё время прославился, и попробовать себя в новом жанре. Писатель сам утверждал, что «Друд» – роман о тайнах и преступлениях в духе произведений Коллинза. Критики даже обвиняли великого Диккенса в том, что он пытается неприличным образом «пристроиться» к успеху Коллинза.
Мерси напряжённо размышляла:
– Но если Джаспер изначально выглядит злодеем и все читатели считают, что убийца именно он, то это означало бы, что замысел Диккенса не удался. Ты ведь это хочешь сказать, верно? Никакой «Тайны Эдвина Друда» не было бы, если бы роман представлял собой всего лишь описание дела об убийстве, расклад которого очевиден.
– Совершенно верно, миледи. Именно поэтому многие люди убеждены, что Диккенс водил своих читателей и даже обоих иллюстраторов романа за нос и что на самом деле убийцей являлся совершенно другой персонаж.
– Но ведь, возможно, так оно и было.
– Сам Диккенс также намекал на нечто подобное, – продолжал Всезнайка. – Его свояченица Джорджина, прочитав первую главу романа, выразила надежду на то, что писатель не убьёт бедного юношу Эдвина, а Диккенс якобы ответил: «Я назвал мою книгу “Тайна Эдвина Друда”, а не “Смерть Эдвина Друда”». Эта единственная фраза подлила масла в огонь в лагере защитников Джаспера.
Мерси поёрзала в кресле, устраиваясь поудобнее. Отдельные факты в её голове начали складываться в единую картину.
– Комиссар Седжвик до такой степени одержим Чарльзом Диккенсом, что позаимствовал название своего поместья из одной из его книг.
– Не просто из одной из его книг, – уточнил Всезнайка, – а из…
– Из «Тайны Эдвина Друда», точно. Он сказал мне, что с помощью Книги бутылочной почты собирается расследовать убийство. Если он и правда верит в то, что эта Книга позволит ему преодолеть границу между реальностью и литературой, то всё обретает смысл, не правда ли? Известно, что, сочиняя Книгу бутылочной почты, Баррабас де Баррабас исследовал способы перехода из нашего мира в реальность, описанную в книге, или, наоборот, способы вызова персонажей романа в наш мир. Именно это Седжвик и собирается сделать.
– Вы хотите сказать, что он мог бы вызвать из книги персонажа, который знает разгадку тайны Эдвина Друда, и… допросить его?
Мерси вскочила на ноги:
– Конечно!
Всезнайка пробурчал себе под нос нечто невразумительное, однако выражающее сомнение в её словах.
– Седжвик – библиомант, – возбуждённо продолжала Мерси, – но в то же время и полицейский. Причём не рядовой полицейский, а шеф лондонской полиции. Вполне понятно, что тайна книжного преступления вроде убийства Эдвина Друда не даёт ему покоя. Мне кажется, это не слишком неправдоподобное объяснение.
– Может, и не слишком, – скептически заметил ветератор, – но неправдоподобное.
Мерси вспомнился Фабулариум, о котором рассказывала ей Фиона. Она говорила о том, что все они – лишь части выдуманной истории или цепочки историй и что где-то за пределами этого мира живёт создатель, придумавший всё происходящее. Эта идея была гораздо более безумной, чем её предположение относительно Седжвика, однако странным образом она вписывалась и сюда. Если есть на свете кто-то, развлечения ради вообразивший всё происходящее, сумасшедшая идея расследования книжного убийства, которую вбил себе в голову Седжвик, пришлась бы ему по душе.
– Предположим, затея Седжвика увенчается успехом и ему удастся открыть дверь между литературой и действительностью, – продолжала размышлять Мерси. – Кого из персонажей он захочет вызвать? Кто сможет прояснить тайну? Сам Эдвин Друд? Вряд ли. Если бы он заранее знал, кто хочет убить его, убийце, вероятно, не удалось бы довести дело до конца.
– Возможно, он захочет поговорить с очаровательной Розой Буттон.
Мерси задумалась, а затем покачала головой:
– Это Седжвику не подходит. Его мог бы заинтересовать кто-то другой. Я думаю, это будет Джон Джаспер.
– Этот негодяй? – Желтоватое лицо Всезнайки внезапно побледнело как мел.
– Он – главный подозреваемый, – продолжала Мерси. – А Академия, вероятно, опасается того, что в результате эксперимента Седжвика в наш мир хлынет волна книжных персонажей и заполонит его. Все эти негодяи и убийцы, страдающие манией величия.
– Нашествие персонажей! – в ужасе воскликнул Всезнайка.
– Цыганка же, по-видимому, хочет убить сразу трёх зайцев: обезвредить Седжвика, заполучить Книгу бутылочной почты и одновременно подмочить репутацию Кантосов и Химмелей.
Дрожащий ветератор выглядел так, будто ему до смерти хотелось спрятаться в своей папке. Мерси откинулась на спинку кресла.
– Кто-то должен остановить их любой ценой, – закончила она. – Их обоих: и Седжвика, и Цыганку.
Вторая лондонская улица книготорговцев Холивелл-стрит пролегала в нескольких кварталах от набережной Темзы. Холивелл-стрит была уже и прямее, чем Сесил-корт, и больше напоминала просеку, прорубленную в чаще города. Друг с другом здесь соседствовали почти пятьдесят магазинов.
В начале девятнадцатого столетия в задних комнатах лавок на Холивелл-стрит сочиняли и печатали политические памфлеты. Желающие выступить против правительства, знати, Церкви или, в конце концов, плохой погоды всегда могли обрести здесь сторонников и соратников.
