Ясинским… Это прямо тут, десять кэмэ! Идите, посмотрите на райскую жизнь! По колено в навозе, и на все разрешения надо спрашивать — на ком жениться, где учиться, кем работать… Зато — на магию посмотреть можно, и шунт из башки торчит! И сеть высокоскоростная!
— Ладно, ладно! — поднял я вверх руки. — Действительно — положение дел в юридиках напрямую зависит от клана или рода, ей управляющего. А вот что касается сервитута — здесь имеются вполне конкретные правовые нормы и условия, при которых населенному пункту присваивается такой статус… Открываем тетрадки! Записываем… Сервитут от servitus или servitutis — обязанность, обязательство, повинность. Изначально — ограниченное право пользования чужой вещью в земельных отношениях…
Небо за окном темнело, из густых, лохматых туч уже падали первые капли, выбивая затейливый ритм на металлических подоконниках, стекая по оконным стеклам. Я диктовал ребятам термины и формулировки, и не мог избавиться от тягостного чувства: что-то должно было случиться. Что-то скверное.
* * *
Странная тишина — вот что меня насторожило. В нашем подъезде никогда не бывает тихо: громко и матерно спорят с телевизором снага с первого этажа, Шифер шумно любит Шифериху за дерматиновой дверью, пиликает на скрипке хороший мальчик с третьего, принимает бесконечный душ мой сосед за стеной — ему даже кличку дали Енот-Полоскун, за любовь к водным процедурам, играют в ограбление поезда юные ирокезы из племени Зборовских…
А тут — тишина! Не звенит посуда, не шкворчат сковородки, не завывает дрель… Сама атмосфера беззвучно кричала о ненормальности происходящего! Я почувствовал это ровно в тот момент, когда взялся за ручку подъездной двери, и потянул ее на себя. Как будто зашел в морг. По ступеням поднимался тихо, стараясь даже не шоркать, шел медленно, тщательно выставляя ступни, прислушиваясь и присматриваясь…
Что происходит — я понял ровно в тот момент, когда увидел кофейную чашечку на ступеньке.
Никогда он не оставлял ее здесь. Ни единого раза. Всегда забирал за собой мусор, уносил посуду. Это было его пунктиком — не гадить там, где живешь. Что должно было случиться, чтобы Женя оставил тут любимую чашку, и его супруга ему не напомнила ее забрать? Судя по чуть приоткрытой двери у моих соседей — нечто ужасное.
— … будешь теперь делать, герой? — звук голоса был приглушенным, как будто доносился из дальней комнаты.
Это не был голос Зборовского, и уж точно — он не принадлежал его супруге или кому-то из детей. Если я что-то смыслил в голосах — говорил кхазад, и притом мне совершенно незнакомый. Для меня этого было достаточно. Я поставил на подоконник сумку, снял пальто, сложил его — и аккуратно пристроил рядом. И штиблеты поставил тут же, на подоконнике — ровненько. И легко взбежал по последнему лестничному пролету.
— … заканчивать, — раздался второй голос, принадлежащий, видимо, тоже кхазаду.
В этот момент дверь в квартиру Зборовских без скрипа отворилась, и я беззвучно шагнул внутрь ощущая зуд по всему телу, и ломоту в кончиках пальцев. Во рту стало неудобно: вместо человеческих зубов его наполнили клыки, подобающие скорее ящеру, чем интеллигентному учителю истории. Я моргнул — и глаза дракона позволили мне охватить всю картину происходящего целиком, не считаясь со стенами и межкомнатными дверьми.
Как будто сквозь окуляр тепловизора я увидел жену и детей Зборовского, которые неподвижно, в ряд лежали на полу в большой комнате. Они были живы — но не двигались, дышали медленно и ровно, кажется, пребывая в состоянии глубокого сна. Живы, главное — живы!
Рядом с ними, у окна, стояла некая коренастая фигура, и переминалась с ноги на ногу.
Женя Зборовский находился на кухне, судя по всему — привязанный или прикованный к стулу, слишком уж характерной была его поза. Рядом с ним стояли два таких же коренастых, приземистых типа, а последний же — или первый, как посмотреть — он стоял прямо передо мной. Я видел его коротко стриженную башку. Это совершенно точно был кхазад, уж такие-то вещи я понимать научился.
— УБЬЕМ? — уточнил дракон, и я отвечать на этот вопрос не стал.
— … кухонным ножом, конечно! — утробно хохотнул кто-то. — Он оружия дома не держит. Это же земщина! Картина маслом: пьяный отец убил семью, а потом сам себя. Не только пьяный, но и обдолбанный! А был такой тихий, хороший, замечательный семьянин! Бери нож, Гюнтер, начни с бабы…
— Красивенная! — вздохнул Гюнтер.
— Не сметь, у нас другой заказ, смекаешь, думмкопф? Как ты из нее биологический материал потом уберешь?
Огонь в моей груди палил уже нестерпимо, но — сжигать квартиру точно не входило в мои намерения. Поэтому я сделал крохотный шаг вперед, продолжая наблюдать за силуэтами врагов — прямо сквозь стены. Тот, которого назвали Гюнтером отодвинул ящик буфета и достал большой кухонный нож. И уже двинул в сторону большой комнаты, как раздался голос Зборовского:
— Скажите еще раз, чего точно вы от меня хотите? — он пребывал в отчаянии.
Мне было жалко его до слез. Я понимал его прекрасно. И мне не хотелось ждать, пока он испытает это унижение: ради своей семьи пожертвует принципами. Я бы так сделал, почти кто угодно бы так сделал! Но я имел возможность предотвратить такой исход.
Для этого мне оставалось просто протянуть когтистые, чешуйчатые лапы вперед и…
Наверное, благодаря драконьему зрению, в котором злоумышленники представали предо мной некими светло-серыми фигурами посреди окружения всех оттенков черного я воспринимал происходящее несколько отстраненно. Размахнувшись, сзади, наотмашь врезал приземистой фигуре по уху. Честно — думал оглушу, в облике имаго сила удара — чудовищная, но…
Раздался утробный хруст, шея кхазада неестественным образом выгнулась, и светло-серая струя из разорванной когтями артерии ударила вверх, заливая собой черный потолок, черную вешалку с одеждой и черный пол. Тело гнома с почти оторванной головой ударилось о стену и рухнуло на пол. Да ну к бесам!
— Кто здесь? Какого черта? Шайзе, Дитрих? — ко мне метнулись две приземистые фигуры из кухни и зала, сжимя в руках явно какое-то грозное оружие…
Плевать! Рептилия может быть очень быстрой, если захочет… Я, например, хотел ухватить их за грудки, сшибить на землю, обездвижить — и потому рванул вперед, Острые когти пробили обе грудные клетки одновременно, показались из широких спин кхазадских бойцов. Я попытался стряхнуть их с себя, но гномьи туши оказались слишком плотными и тяжелыеми, да еще
