кусты, но еще было достаточно светло, чтобы разглядеть, кто есть ху?
Все трое – парни от 20 до 25 лет, без особых примет. Одеты обычно, даже не в новомодную джинсу, а брюки да рубашки. Только вот этот, с разбитой мордой, который в меня ножиком тыкал и хотел вниз головой в колодец определить – у него вроде на пальцах татуировка – перстень зэковский, и на тыльной стороне ладони тоже какой-то рисунок.
Я подошел к нему, присел:
- Я тебя убивать не буду. Сам сдохнешь! И пожалеешь, что не убил тебя сразу.
Как говорил наставник, проклятие – всего лишь разбалансировка организма, когда его органы начинают работать каждый сам по себе, не в ладу друг с другом, в диссонансе. Одни работают нормально, как прежде, а другие, вроде бы малозначительные (хотя какие могут быть в организме малозначительные органы?) умирают. Например, начинает умирать кожа. Тело покрывается гнойниками, язвами, которые невозможно вылечить. Язвы прорастают вглубь, в мышцы, потом в кости, в органы, которые тоже начинают заживо гнить… Врагу не пожелаешь!
Получите, уважаемый, свою разбалансировку! Интересно, он долго с ней протянет?
Потом нагнулся к «племяннику» дяди Паши, что тащил меня за ноги.
- Говоришь, дядя Паша на меня навёл?
- Нет! – зашептал парень.
- Нет? А кто?
- Мы… Мы сами…
- Ах сами… - я выдал ему конструкт «ночной кошмар» в самой легкой интерпретации. – Значит, сами здесь и умрёте!
- Нет! – вскрикнул он. – Не надо! Не убивай! Дядя Паша! Он сказал! Он! Чтобы мы у тебя сумку забрали! Это Грач тебя хотел замочить! Руслан Грачов! Он с зоны освободился месяц назад. Не мы!
Он вытянул руку в сторону своего приятеля с разбитой мордой.
- Грач, говоришь? А этот? – я ткнул в сторону третьего.
- Это Молчун, - парнишку трясло. Конструкт действовал. Я поморщился – «племянник» обделался.
- Ну, и что, что Молчун? Ты мне расскажи про его роль в моем похищении?
- Он друг Грача! Он всё делает, как Руслан скажет!
«Племянник», здоровый 25-летний парень, заплакал.
Думал я недолго. Наложил на «племянника», Грача и Молчуна заклятие подчинения и приказал обо мне забыть. «Племяннику» и Молчуну выдал бонус – конструкт «понос», неделя незабываемых ощущений. Через неделю пройдет.
И направился к остановке. Автобус ждать не стал, рядом «паслись» две «волги» с шашечками.
- На Химик поедем?
Таксист критически осмотрел меня в окно, скорчил физиономию, выдал:
- Откуда такой красивый?
Мой внешний вид ему не понравился.
- Вам какая разница? Едем или нет?
Отвечать он не стал, отвернулся и закрыл окно. Ладно, будешь тоже дня три в туалет бегать! Нечего грубить.
Подошел к другой машине, наклонился:
- До Химика довезешь?
Водитель, молодой парень, посмотрел на меня, осклабился:
- Пятёрку дашь?
- Червонец дам! – ответил я.
- Садись!
Когда я сел, и «волга» тронулась, водитель первого такси выскочил из машины и в полуприсяде рванул за остановку, не обращая внимания на прохожих.
- Чего это Михалыч вдруг? – удивился водитель.
- А ты думаешь, почему он не захотел ехать? – ответил я. – Приспичило человеку!
Фарцовщик и Юлька
- Господи! Где ж тебя носило-то, горе ты моё? – всплеснула руками maman, когда увидела меня в таком виде. Белоснежная индийская куртка «Дункан» за 25 рублей слева по боку располосована аж донизу, спина вся в зеленых разводах (потаскали меня по траве-то!). Новые, практически фирменные, джинсы «Lee» все (сзади) в земле и тоже в зеленых разводах.
- Они ж теперь не отстираются, Антошка! – maman чуть не плакала. – Куртку только на помойку.
Я подошел к ней, чмокнул в лоб.
- Ма, ну, фигня вышла, - я развел руками. – Так вот получилось. С ребятами в парке мнениями не сошлись. Что ж теперь поделаешь-то?
Я зашел в ванную, скинул куртку, джинсы в тазик. Помыл руки, умылся.
- Ужинать будешь, хулиган?
- Буду!
Переоделся.
После ужина увлек maman в комнату, усадил на кровать, раскрыл перед ней сумку и вывалил деньги прямо на пол.
- Ой! – maman схватилась руками за лицо. – Ты кого-то ограбил?
Я засмеялся.
- Нет, мам, наоборот, меня попытались ограбить, - отмахнулся я. – Полечил одного человека и его жену. Они со мной расплатились. Четыре тысячи восемьсот сорок как одна копейка. Десять рублей я отдал таксисту за проезд.
- Так много? – maman не могла придти в себя, ошеломленно взирая на эту кучу денег.
- Болели сильно, - отрезал я. – Ма, убери их куда-нибудь, спрячь. И надо что-то придумать. Может, в сберкассу их положить на счет, может, дом в деревне купить или дачу?
- Ты только никому не говори, Антошенька! – maman всплеснула руками. – А то вмиг к нам воры залезут!
Я собрал деньги в сверток, сунул в руки maman, оставив себе триста рублей мелкими купюрами. Maman унеслась на кухню, а я взял с книжной полки анатомический атлас и маленькую деревянную шкатулку. Сел к себе, на диванчик, раскрыл шкатулку.
- Просыпайся, дружок! Хочешь скушать пирожок?
На следующий день, с утра пораньше, только я успел позавтракать, ко мне заявились «двое из ларца» - Устинов и Ершов. Оба хмурые и чем-то недовольные.
- Один? – поинтересовался Устинов прежде, чем зайти.
- И вам здрасьте, - я распахнул дверь. – Чай хотите?
Офицеры зашли, разулись, привычно направились на кухню. Я снова поставил чайник, достал бокалы, сахарницу.
- Тут такое дело, - Устинов выложил мою коробочку. – Твой перстенек-то непростой оказывается.
- В смысле?
- Ювелирное изделие аж начала 16 века. И знаешь, кому принадлежало?
- Кому?
Чайник вскипел, я между делом насыпал свежей заварки, залил кипятком.
- Прошу!
Офицеры налили себе чаю, насыпали по паре ложек сахару. Я поставил на стол вазу с мелкими сушечками.
- Римскому папе Александру Шестому, который до избрания звался Родриго Борджиа. Перстень твой оказался с ядом.
Я взглянул на него через призму магического зрения. Перстень выглядел
