Рамон отдал бы сейчас все, чтобы так и было. Чтобы она сегодня стала его женой и спутницей на всю жизнь. Внутренний зверь утробно рычит, когда она подает руку Раулю. Рауль вообще не вписывается в идеальную картину его мечты. Мертвый Рауль вполне, но не Рауль, целующий ладонь его луне.
Но на самом деле Рауль волнует его меньше всего.
Что-то не так.
Рамон не может объяснить это логикой, только чувствами. Предчувствием беды. Его начинает мутить, а к сердцу подползает холод, обволакивая своими ледяными лапами. Рамон трясет головой, но ощущение только усиливается. И лишь спустя минуту или две до него вдруг доходит, что это вовсе не его чувства.
Они принадлежат Венере.
Ей плохо. А Мик, что ведет церемонию, этого не замечает. И Рауль этого не замечает. Венера бледная, но это нормально для невесты – многие волнуются во время священного обряда. Венере незачем волноваться – обряд фальшивка. Так что с ней?
Вспышка боли настигает его уже на полпути к ней, и Рамон понимает, что чутье его не подвело. К бесам верховных и прочих! К бесам этот маскарад!
Он подхватывает ее раньше, чем Венера упадет. Оттесняет от Рауля, от всех. Держит как драгоценное хрупкое сокровище. Рычит и скалит зубы, хоть сейчас готов к трансформации. Зверь, чувствую ее боль, просто неистовствует внутри. От боли и крови.
– Рамон! – ахает Сиенна.
Гости пораженно замолкают, но их к бесам тоже!
– Nena, говори со мной, – он гладит ее по щеке, побуждает смотреть ему в глаза. – Милая, что случилось? Что болит?
– Сара, – выдыхает Венера и обмякает в его объятиях.
Глава 18
– Доктора! – кричит кто-то, но Рамон даже не оглядывается. Он подхватывает ее на руки. Так осторожно, как это вообще возможно. Он рискует. Он здорово рискует, но прежде чем сюда явится Франческа, Венера может пострадать. А она не должна страдать. Кто угодно, только не она.
До медицинского корпуса всего ничего, но ему кажется, что этот отрезок он преодолевает вечность. Пока вокруг мельтешат знакомые и незнакомые лица, разворачивается нешуточная паника, он сосредотачивает все свое внимание на своей малышке. Рамон несет ее нежно, но Венера все равно вскрикивает от боли, кусает губы и до синяков вонзает пальцы в его плечи.
– Все будет хорошо, любимая. Все будет хорошо, – шепчет он как заведенный.
– Наша дочь, – всхлипывает Венера. – Спаси нашу дочь.
– И дочь, и тебя. Я здесь ради этого, nena.
Франческа оказывается на месте, либо ее успели вызвать, и сегодня даже она выглядит обеспокоенной, когда Рамон буквально вламывается в кабинет. Но лишних вопросов не задает, осматривает Венеру, которую он бережно опускает на больничную койку.
– Готовьте операционную, – сразу отдает приказ доктор Сураза. Если она и удивляется появлению Рамона, то вида не подает, полностью сосредотачиваясь на пациентке.
От слов «операционная» у Рамона темнеет перед глазами: у него крепкие нервы, но не когда это касается здоровья и жизни его луны. У него даже пальцы подрагивают, когда он гладит Венеру по волосам. Но ужас в глазах его женщины отрезвляет получше пощечины. Ей страшнее. Ей гораздо страшнее.
– Что с ней, Франческа? – сдавленно спрашивает Венера. – Что с моей дочкой?
– Она решила прийти в наш мир немного раньше срока.
– Это моя вина, – всхлипывает Венера и снова впивается в его предплечье, справляясь с новой волной боли.
Рамон подается вперед и смотрит Венере в глаза:
– Нет, не твоя. Если в этом кто-то виноват, так это я. То что придумал эту игру, когда ты так уязвима.
– Мы знали, на что шли… А-а-а-а! – последнее она кричит, и эта боль передается ему. – А теперь все зря!
– Не думай об этом, – отрезает Рамон. – Думай о том, как привести нашу дочь в этот мир. Только об этом и думай. Я с тобой.
Венеру отвозят в операционную, а Рамон проходит обязательную обработку. Потому что не собирается оставлять свою женщину в этот важный момент. Он должен быть с ней. Но в операционной его ждут неутешительные новости.
– У нее сильное внутреннее кровотечение, – объясняет Франческа. – Давление падает. Нужна операция, но, как ты понимаешь, анастезии для вервольфов нет. По крайней мере, такой сильной.
Он понимает. Знает о таких случаях. Ребенка придется вырезать наживую, и для матери это практически приговор.
– Я готова, – твердит бледная Венера. – Главное, дочь спасите.
– Нет, – у него даже голос подрагивает от напряжения, а невозмутимая Франческа делает шаг назад. Что уж говорить о ее ассистентах, они едва к полу не пригибаются. – Они мне нужны обе.
– Есть способ, – кивает доктор Сураза. – Не самый надежный, но он повысит ее шансы. Он не раз спасал жизнь моим пациенткам. Если Венера перекинется в волчицу. Регенерация в этом случае выше, а болевой порог ниже.
Глаза у моей истинной распахиваются еще шире, она, кажется, даже про схватки забывает:
– Но беременным нельзя перекидываться. Ты говорила это может навредить ребенку!
– Это может навредить, – со вздохом признается Сураза. – Но точно спасет жизнь тебе.
– Нет, – Венера умеет быть твердой, даже жесткой, вот и сейчас в ее «нет» столько категоричности, что сразу понятно – своего решения она не изменит. – Я на это не подпишусь.
– Ты можешь погибнуть, – в его голосе твердости не меньше.
– Ну и что? Тебе же лучше! – выкрикивает эта глупышка.
– Откуда ты знаешь, что мне лучше? Я не собираюсь тебя терять!
– А я не собираюсь терять мою дочь!
– Так не теряй! – рычит он. – Роди ее, и мы будем счастливы. Все вместе.
Они кричат друг на друга посреди самого ответственного момента в этой жизни. Но он готов вот так спорить с ней хоть множество лет.
– Если выбирать…
– Я не хочу выбирать. Перекидывайся.
– Нет, Рамон. Я не буду…
Он не позволяет ей закончить, просто обхватывает лицо Венеры ладонями и ловит ее взгляд. И делает ту вещь, за которую его nena может его никогда не простить –
