прошли насквозь? — я ткнул пальцем примерно в том направлении, где сейчас располагался главный вход.
— Во-первых, там сейчас развернули госпиталь, в котором посторонним лучше не шляться.
Я поднял бровь:
— А во-вторых?
— А во-вторых, там просто нет прохода. — хохотнул Баш. — Контрольный зал это сердце завода, поэтому он и находится в самом защищенном месте. Чтобы, в случае чего, вся эта защита выиграла несколько дополнительных секунд на реакцию. На то, чтобы включить систему самоуничтожения, в конце концов.
Да уж. Хорошо еще, что предатели в рядах управления оказались не из высших эшелонов власти, не из командования, и, судя по всему, даже не из тех, кого можно назвать к командованию приближенными. Если бы это оказалась какая-то большая шишка, думаю, ей бы ничего не стоило втихаря прибыть на завод и просто включить ту самую систему самоуничтожения. А то и приказать ее включить, прикрываясь, например, необходимостью провести какие-нибудь там учения.
Сразу за дверью начиналась лестница, убегающая вверх на два, насколько я мог судить снизу, этажа. Учитывая, что всего этажей в здании было три, получается, что пресловутая контрольная комната располагалась не только в задней части здания, что вынудило бы атакующих либо прорываться сквозь него, либо обходить, теряя время в обоих случаях, но еще и ровно в его середине, если смотреть по вертикальной оси. Стало быть, это чтобы не проникли с крыши, или наоборот — потратили несколько лишних секунд, поднимаясь по лестнице с уровня земли.
Но самое смешное — что все это, в общем-то, и не нужно было заговорщикам. Все эти методы защиты, действенные на первый взгляд, сгорали в огне здорового скепсиса, лишь только стоило вспомнить о наличии на заводе такой штуки, как система самоуничтожения. Ведь заговорщикам не было нужно захватывать завод. Их бы устроило и полное его уничтожение. Своими ли руками, или руками какого-нибудь полковника управления, нажавшего на кнопку подрыва установки — неважно, оба вариант играли на руку предателям. Стало быть, только наше вмешательство сегодня действительно помешало заговорщикам завершить эту войну одной стремительной атакой.
Интересно, понимают ли это сами управленцы?
Ответ я получил, когда мы поднялись на второй этаж, и Баш толкнул дверь, которая и ярко-красным своим цветом, и целыми тремя табличками «Служебное помещение», «Не входить», «Идет контроль реакции» буквально-таки кричала о том, что никому туда внутрь нельзя.
Но я все равно вошел.
Контрольный зал оказался большим помещением, все стены которого были увешаны какими-то экранами. Дверь, через которую я вошел, была единственным местом на стене, который не смогли занять экраном, да и то — если бы нашли экран, подходящий по размерам на дверь, то наверняка и на нее бы присобачили.
На экранах крутились какие-то схемы, бегали какие-то цифры, плясали графики. Решительно ничего не понятно, а потом и не важно.
Важное находилось в центре зала. Пол здесь возвышался подиумом высотой в две ступеньки, и весь периметр этого подиума был занят одним огромным… Не знаю, можно ли это назвать «стол»…
Наверное, это был какой-то гибрид стола и пульта управления с кучей разных кнопок, крутилок и рычажков. В некоторых местах ничего из вышеперечисленного не было, зато там валялись стопками какие-то бумажки, маркеры, флажки-булавки и всякая другая канцелярская чушь. Повернутый ко мне безликими белыми фасадами, пульт огибал весь периметр подиума, и, казалось, нигде в нем нет даже разрыва, чтобы попасть внутрь этой замкнутой фигуры.
Тем удивительнее было видеть, что там внутри все же кто-то есть.
Их было трое. Три немолодых мужчины — один седой, второй лысый, третий в матерчатой кепке, — одетые в одинаковую форму управления, — не ту, что носят Иллюзионисты, а простую, вроде той, в которую одеты простые солдаты и линейное командование, — склонились над какой-то бумажкой вроде карты и сосредоточенно сопели, поочередно тыкая в нее пальцами, будто играли в крестики-нолики на троих.
Я нарочито громко хлопнул дверью, привлекая к себе внимание, и, когда троица подняла на меня глаза, — совершенно одинаковые, недовольно-раздраженные, поприветствовал их:
— Доброго дня, господа.
— Это кто? — тут же хмыкнул лысый. — Что за детский сад?
— Погоди. — оборвал его носитель кепки. — Я, кажется, узнаю его. Парень, ты же из «Алых» да?
— В точку. — я кивнул.
— Все нормально. — кепка махнул рукой. — Эти ребята помогли нам отбиться, ну вы в курсе. А конкретно этот паренек прямо сейчас спас почти всех тяжело раненых, мне тоже уже доложили.
— Ну молодец. — хмыкнул седой. — Дай ему какую-нибудь медаль, и продолжим совещание дальше.
И, не обращая больше на меня внимания, седой и лысый снова уткнули глаза в свои бумажки.
Тот, что был в кепке, вздохнул и обратился ко мне:
— Серж… Серж, правильно же? Мы благодарны вам за помощь, но давайте поговорим попозже… Что бы там у вас ни было. У нас сейчас крайне важные вопросы на повестке.
— Более важные, чем сохранение жизней ваших людей? — спокойно спросил я.
— Не то чтобы… Нет, это один из вопросов, которые мы рассматриваем — как нам эва… — кепка стушевался. — В общем, простите нас, но нет времени даже объяснить, почему у нас нет времени.
— Ну хорошо, ваших людей спасать у вас нет времени. — вздохнул я. — А как насчет вообще всех людей на планете? Если вы не можете решить вопрос даже с тремя-четырьмя десятками своих собственных подопечных, как вы собираетесь спасать все человечество?
— Серж, это не то чтобы…
— Да ты охренел, щенок! — внезапно вскинулся седой. — Что ты вообще понимаешь в нашем деле?! Приперся сюда похвастаться тем, что помог взрослым дядям — так проваливай теперь в ту дыру, из которой ты вылез! Вас сюда никто не звал, ни для того, чтобы вы помогали, ни, тем более, для того, чтобы ты учил нас, как делать нашу работу!
Я едко усмехнулся, глядя в глаза седого, и только открыл было рот, как за спиной внезапно хлопнула дверь и сильный, а главное — смутно знакомый голос произнес:
— На твоем месте, Карсон, я бы послушал этого парня, потому что в нем ума больше, чем в вас троих, и пользоваться этим умом он умеет. Кстати, я тоже считаю,