сказал ордерро Шейсон. «Осторожно, – сказала молчавшая до сих пор Джина. – От клятвы до лжи один шаг». «И то правда», – смущенно сказал ордерро Шейсон, от греха подальше похлопал себя скрещенными руками по плечам и больше в этот вечер на всякий случай не говорил ничего. Вот и сейчас он молча стоит в дверях спальни девочек и держит на ладони какую-то коричневую конфетку. Нет, не конфетку – горько пахнущую пастилку; она похожа на пастилки, которые жует папа Агаты, когда у него болит голова, только те посветлее и поменьше.
– Зачем это? – удивляется Агата.
– От бессонницы, – говорит ордерро Шейсон. – Всем надо. От зеленого воздуха здесь все страдают бессонницей.
Агата чуть не проговаривается, что и не планирует спать, но вовремя спохватывается.
– Я очень устала, – говорит она, – я засну и так рано или поздно.
– Нельзя рисковать, Агата, – неожиданно говорит ордерро Шейсон. – Засыпать надо сразу. Ты не понимаешь.
Агата действительно не понимает, но вдруг соображает, что, несмотря на длинный-длинный день, сна у нее и правда ни в одном глазу, зато от ордерро Шейсона горько пахнет пастилкой, и он смотрит на нее сонными-сонными глазами, едва держась на ногах.
– Да, конечно, – говорит Агата, берет пастилку с ладони ордерро Шейсона и кладет ее на язык.
Горечь оказывается такой ужасной, что Агата едва не выплевывает пастилку прямо ордерро Шейсону под ноги. «Терпи, терпи, терпи», – говорит себе Агата и с усилием делает вид, будто жует, запихнув пастилку языком куда-то за щеку.
– Спокойной ночи, Агата, – устало говорит ордерро Шейсон. – Засыпай быстро, спи без помех, – и наконец уходит.
Агата стремительно выплевывает мерзкую пастилку и кидает ее под кровать.
Клейма на книгах действительно нашлись – вернее, нашлось клеймо на второй книге, на той, которая «Еще одна…», вот только сперва это клеймо привело Агату в полное отчаяние: очень тщательно нарисованное, оно оказалось совершенно непонятным! На красивом, изящном круглом рисунке были какие-то лесенки, и стрелки, и опять канаты, и названия незнакомых террас и балконов, и даже какие-то «барельеф с Невинным» и «выступ Мучеников», и от досады у Агаты сперва чуть голова не закружилась, но она все вглядывалась и вглядывалась в круглое клеймо, и вдруг до нее дошло: маленький дом с книжкой на крыше стоит в самом углу скошенного прямоугольника с единственным известным ей названием! «Шаткий рынок» – это же туда Джина носит продавать столовые приборы, и внутренности муриошей, и «глазники», и еще домашний творог из муриошьего молока. А поскольку Агата сегодня была в итоге очень хорошей, очень послушной, очень услужливой девочкой (и не осталась без ужина, и получила свою порцию голубиного рагу!), Джина, конечно, строго сказала, когда Агата с Ингой мыли и перетирали посуду после ужина, что завтра Агата должна будет помочь ей отнести все это на Шаткий рынок.
«Умная девочка, – хвалит себя Агата, – умная девочка с хорошим планом».
Неловко, конечно, сбегать от Джины, хотя Джина и противная, да и ордерро Шейсон наверняка будет волноваться, но Агате надо думать не о них, а о маме и папе. Мама и папа… У Агаты, конечно, совсем нет денег, но завтра она объяснит хозяину книжной лавки, что ей не нужно ничего покупать, ей нужно только найти и посмотреть одну-единственную книгу – книгу про двери, ведущие прочь из Венисальта, и желательно сразу на пятый этаж. Она, конечно, помнит предостережение ордерро Шейсона («Никогда, слышишь, никогда, девочка, не повторяй больше эту глупость!..»), да только с хозяином книжной лавки, если судить по слепому Лорио, можно говорить обо всем на свете. Агата отлично помнит, как впервые пришла в лавку к Лорио, – ей было лет шесть или семь, и ее привела мама, сказав, что она, Агата, впервые в жизни может сама выбрать себе книжки. Ох, чего только Агата тогда не набрала! Она копалась, наверное, час, носилась по всей лавке, пока мама беседовала с Лорио, и в результате весь прилавок был завален книжками: тут были и «Происшествие с неверным капо Пондо», и «Истории об Эвелине», и «Красочная книга для детей с похождениями хитрого и нахального лиса Тимоно, совершенно пристойная», и все шесть томов «Ундийских тайных рассказов», а главное, Агата притащила из дальнего-дальнего угла лавки, из стеклянного шкафчика, который непонятно как сумела открыть, роскошное издание «Белой книги недостоверных историй» в переплете из кожи и с такими картинками, нарисованными цветной гуашью с золотом, что дух захватывало! «Господи, Агата!» – воскликнул Лорио, смеясь, когда понял, чтó Агата выбрала. Мама нежно подхватила книгу у Агаты из рук и отнесла обратно в шкафчик, а потом сказала: «Чтобы купить эту книгу, нам придется продать дом». Но и остальные натащенные Агатой книги стоили столько, что на них не хватило бы никаких денег, и тогда мама объяснила Агате, что мы не можем приобрести все, что хотим, – придется выбрать только две книжки, самые желанные. От огорчения на глаза маленькой Агаты тогда навернулись слезы – сказали «выбирай, что хочешь», а теперь, значит, так! Агата выбрала «Пондо» и «Лиса Тимоно» и все равно хлюпала носом всю дорогу, а когда пришла домой, обнаружила, что в свертке с книгами не два томика, а целых три: маленькие «Истории об Эвелине» оказались подарком от слепого Лорио, и мама сказала, что теперь у Агаты, кажется, есть друг на всю жизнь.
Что-то все время постукивает, и оно страшно раздражает Агату. Это ставня окна – Агата забыла ее запереть, хотя Инга и взяла с Агаты клятву, что та обязательно сделает это перед сном. Оскальзываясь грубыми шерстяными носками на деревянном полу, Агата бежит к окну, запирает ставню, возвращается к кровати – и чуть не кричит от ужаса: что-то темное сидит у нее на подушке, что-то темное и большое, что-то с перепончатыми крыльями и со светлым пятном лица, которое кажется белым в слабом отблеске ночника, что-то… Агата пятится, ресто перепархивает за ней и садится на спинку кровати. Агата не хочет, не хочет, не хочет смотреть на него и изо всех сил зажмуривает глаза, но уже знает, чтó это за лицо, она бы узнала это лицо везде, всегда. «Я заснула, и мне снится кошмар, я заснула, и мне снится кошмар», – шепчет Агата. «Да, да», – шепчет ресто, и от неожиданности Агата распахивает глаза. Нет, она не спит, а ресто с любимым лицом, крошечным маминым лицом смотрит на нее из-под знакомой челки.
– Почему… почему ты здесь? – шепотом спрашивает Агата, задыхаясь.
– Потому что ты совсем не думала обо мне, – шепчет мамин ресто.
– Я не думала? – возмущенно шепчет Агата и вдруг вспоминает, как Джина жестко произнесла: «Ресто всегда лгут. Не говорят ни единого
