повеяло сырой прохладой. Мы спустились по каменным ступеням и оказались внутри вытянутого зала с нишами, в которых хранились гробы. Брат подвёл меня к самом дальнему.
— Это наш отец, — сказал он, коснувшись чёрной полированной поверхности. — Оставлю вас вдвоём. Подожду снаружи, — добавил он уже на ступеньках.
Я взглянул на латунную табличку, привинченную к гробу. «Дмитрий Александрович Пожарский, маркграф и верный сын Отечества», — значилось на ней.
Делать в склепе мне было нечего. Нужно просто провести здесь несколько минут, изображая, будто я прощаюсь с отцом. Так что я присел на выступ, думая о том, какие обязанности свалятся на меня теперь, когда я стал новым маркграфом. А они точно свалятся, потому что, во-первых, маркграф отвечает за оборону государственных границ — об этом его титул и свидетельствует. Во-вторых, судя по боевой готовности поместья, есть, что и от кого охранять.
В целом, меня это порадовало. Я ведь полководец, но в Аду, как верно подметил Хелель, сражаться давно уже не с кем. С Небесами у нас договор о ненападении. Пусть негласный, и всё же. Вон даже совместные программы появились. Тьфу! А здесь я, наконец, смогу реализовать свой потенциал. Видимо, это и имел в виду святоша, говоря, что мне понравится в этом мире.
Ладно, хватит, терять время. Не люблю кладбища и склепы. Все эти вместилища бренной плоти нагоняют тоску. Предпочитаю иметь дело с бессмертными душами. И вообще, что-то в желудке крутит. Наверное, это и есть голод, о котором я столько слышал от грешников-чревоугодников, которых мы морили в аду разными диетами.
Выйдя из склепа, я кивнул брату.
— Можно возвращаться. Скоро обед? Или ужин. Не знаю, сколько сейчас времени.
Парень взглянул на часы.
— Половина шестого. Ещё рано. Впрочем, думаю, тебя покормят. Закрой склеп и пойдём в дом.
Я коснулся сенсорной панели, и железные двери тут же закрылись. Вот это я понимаю — современно! Нам бы в Аду такие дверки. А то некоторые думают, что петли смазать — и лучше не придумаешь. Не хочу тыкать ни в кого пальцем, но, между нами говоря, в Преисподней полно ретроградов, напрочь чуждых прогрессу. Традиции, видите ли, они чтят. А по факту — просто боятся выйти из зоны комфорта. Мне это в своё время куча психологов объясняла.
— Слышал, ты не всё помнишь, — заметил брат, шагая рядом со мной по кладбищенской алле. — То, что произошло в лесу, тоже забыл?
Что-то в его тоне мне не понравилось. Как будто он надеялся, что я отвечу положительно.
— Забыл, — сказал я. — Мать рассказала, что дело в вепре. Но, видимо, у неё эта информация с чужих слов.
— Да, мы все вынуждены верить егерям на слово, — проговорил через пару секунд брат.
— Думаешь, он лгут?
Парень вздохнул. И я сразу почувствовал, что его угнетённое состояние вызвано вовсе не тем, что титул достался мне. Во всяком случае, не только этим.
— Не знаю, Макс. И вряд ли мы когда-нибудь об это узнаем.
Я вдруг сообразил, что брат может подозревать меня в убийстве отца. А что, очень даже не без оснований. Если подумать, я вполне мог прикончить папашу и прикинуться умирающим. А потом вдруг очнуться, как ни в чём не бывало. Свежий и с титулом маркграфа.
— Вепря прикончили? — спросил я.
— Нет. Когда егеря подоспели, его уже и след простыл.
— Вот как. А следы-то были?
Брат окинул меня внимательным взглядом.
— Были, — сказал он. — Я специально съездил в лес поглядеть.
Ага! Значит, точно не поверил в рассказ егерей. Само интересное, что настоящий Максимилиан Пожарский вполне мог быть причастен к смерти отца. Хотя вряд ли: скорее всего, башкой он действительно шандарахнулся. И даже помер от этого. Поэтому меня в его тело и засунули — заметили отлетевшую душу мною.
— Жаль, — сказал я. — Такой зверь может быть опасен. Надо бы его отловить.
— Глупо мстить дикому животному, — сказал брат. — Отца это не вернёт.
Мы вышли с территории некрополя, и он запер ворота прикосновением к сенсорной панели. Охранники старались держаться на расстоянии, чтобы не мешать разговору, но и далеко не отходили. Интересно, зачем они нужны на территории поместья? Неужели даже здесь члены семьи не могут чувствовать себя в полной безопасности?
— Что, если вепря там вообще не было? — задал я вопрос, который наверняка волновал моего брата вот уже шесть дней. — Вдруг всё подстроено нашими врагами? И почему с нами не было егерей?
— Не знаю. Думал, ты объяснишь. Но у тебя проблемы с памятью. Такая досада.
Похоже, парень ещё и в мою амнезию не верит. Ну, точно подозревает меня в вероломном убийстве папаши!
— А насчёт Шуйских, если ты о них, — сказал он вдруг, — то вряд ли они тут при делах. Охотничьи угодья надёжно охраняются. Не представляю, как они смогли бы туда проникнуть. Впрочем, не вижу смысла всё это обсуждать, Макс. Учитывая, что ты ни черта не помнишь. Пойдём, я отведу тебя на кухню. Ты же поесть хотел. Сюда, сюда. Сворачиваем. Так короче.
— Я тоже хочу поглядеть на то место, где всё случилось, — заметил я, изменив направление. — Если наш отец стал жертвой чьего-то злого умысла, нужно это выяснить.
Потому что тот, кто с ним разделался (если, конечно, подозрения моего братца не безосновательны), совершенно точно на этом не остановится. А мне помирать не вариант: исправительная программа в подобных случаях предусматривает повторное воплощение. С неё так просто не соскочишь. На небесах тоже не дураки сидят.
— И что ты сделаешь, если окажется, что вепрь ни при чём? — после паузы спросил брат, очень внимательно глядя на меня.
— Для начала — приготовлю из виновных жаркое. А потом — очень плотно поужинаю.
Мой собеседник усмехнулся.
— Похоже, ты, и правда, проголодался, Макс! Впрочем, узнаю тебя. Эта твоя бескомпромиссность… Меня только удивляет, что ты тоже заподозрил неладное в смерти отца. Я был уверен, что ты станешь настаивать на несчастном случае.
— Поверь, ты даже не представляешь, насколько плохо меня знаешь.
На кухне мною сразу занялась так называемая «белая» кухарка — Агафья Матвеевна, готовившая для семьи Пожарских и гостей. «Чёрная» же занималась исключительно блюдами слуг, и её рабочее место было на другой половине дворца. Полноватая и расторопная женщина лет сорока тут же натянула поварской чепец и принялась выставлять передо мной кушанья.
— Оставлю тебя, Макс, — сказал, поглядев на это, брат. — Если захочешь, приходи потом в мои покои. Поболтаем. Кажется, нам есть, что обсудить.
— У меня вопрос, — остановил я его, пользуясь тем, что кухарка вышла за очередным блюдом. — Когда я лежал без сознания и, вроде как, помирал, у тебя возникала мысль, что, если повезёт, титул достанется тебе? Только честно!
Парень сначала нахмурился, но затем вдруг усмехнулся.
— Честно? Да, закрадывалась такая фантазия. Не стану врать, будто ни разу об этом не задумался. Но я не сказал бы «если повезёт». Скорее, наоборот. Не все жаждут принять на себя ответственность, Макс. И отец готовил к этому именно тебя — не меня. Думаю, я бы не потянул. Так что я рад, что ты выжил. Наверное, такова воля Господа.
— В каком-то смысле, так и есть, — кивнул я. — Ладно, до скорого. Не обещаю, что приду поболтать, как ты выразился, но ещё увидимся.
— Само собой. Куда мы денемся? Приятного аппетита.
Когда он ушёл, я принялся пробовать кушанья. И, надо отдать должное Агафье Матвеевне, они были выше всяческих похвал! Я даже прикинул, не заслужила ли она награды, но решил, что это чересчур. Не стоит раздавать такое сокровище направо и налево. В конце концов, это её работа. И потом, я ведь ещё не имел возможности сравнивать. Вдруг её стряпня не так уж хороша, как мне показалось?
Тем не менее, я сожрал всё, что кухарка передо мной поставила, а затем отправился к себе. И вовремя, потому что минут через десять постучал лакей, чтобы сообщить, что пришёл врач.
Доктор Вернер был невысоким, сухопарым желчным человечком с большой лысиной и невзрачными чертами лица. Он водрузил свой саквояж из свиной кожи на журнальный столик, раскрыл и достал инструменты. Затем указал мне на кровать.
— Будьте любезны, господин маркграф, прилягте на несколько минут, чтобы я имел возможность вас осмотреть.
Его тон резко контрастировал со словами: в нём не было ни капли любезности.
— Я пока не маркграф, — ответил я, заваливаясь поверх одеяла. — Но скоро
