class="p1">— Простите меня господа, но как только что оказалось, я ничего не помню. Это недавнишнее падение привело к полной амнезии и полностью стерло всю информацию из моего мозга. Так что уважаемая публика, простите меня, если я буду делать что-то аморальное с точки зрения общественности, но будьте любезны понять, что это я делаю не по собственной наглости, а по причине моей психической травмы. Так что заведомо прошу прощения, но я даже имен присутствующих не помню.
Зал зашелся перешептываниями. Обеденная комната представляла из себя огромный холл с большущим круглым столом. Как и в коридоре, все тут говорило о богатстве и пафосе, но как-то сумбурно и скомкано. Стулья были не только не однотипны со столом, но и сами различались по структуре и орнаменту. Картины, что висели на раззолоченных и натертых до неприятного блеска стенах никак не способствовали улучшению пищеварения. Ну, как могут навеять аппетит эротические и порнографические сюжеты? После их просмотра хочется, но уж точно не есть.
— Милый брат, неужели все так плохо, что вы не помните даже имя нашей матушки? Может быть, вы ее и не узнаете?
— Да милая сестра, я не помню даже имя нашей матушки, и даже ваше имя. А если сказать точнее, я и свое то имя узнал у рабыни при пробуждении. Но матушку и вас я сейчас узнать в состоянии, но только потому, что вы соблаговолили почтить меня своим посещением недавно.
— Бедненький…
— Случиться же такое…
— Вот до чего пьянка то доводит, я же тебе говорила…
Раздались перешептывания за столом. И моему уху показалось, что в них было больше лести и лжи, чем сочувствия. Но тишина воцарилась в зале, когда фигура матушки заколыхалась и начала вставать. Это была стройная, но немного сухая женщина в годах, с властными чертами лица, выгнутым в призрении ртом и костлявыми длинными пальцами. Смотря на нее, я никак не испытывал сыновних чувств и даже тень осознания того, что эта женщина меня рожала, не затуманила и блеклую часть моего мозга. Этой женщине нужно подчиняться или на худой конец делать вид, что подчиняешься. Ибо такие дамы считают себя, как минимум венцом мироздания. А всех окружающих делят на тех от кого им что-то надо, и тех, кто хочет что-то от них. Обычно вторых намного больше, чем первых и чем старше леди становится, тем более злее она начинает относиться к просящим и употребительнее к дающим.
— Мы очень расстроены тем, — голос мамочки прозвучал как раскаты грома перед жестокой грозой, — что наш сын, — не мой, а именно "наш", — потерял память. Это большое горе, — о горе в голосе ничего явно не говорило, — для нашей семьи, но мы наймем лучших лекарей и решим этот вопрос.
И тут начался гвалт. Все наперебой стали предлагать своих знакомых докторов, советовать лучших, кричать о ценах на лечение. От этого крика у меня закружилась голова, и все поплыло перед глазами. Я только успел заметить, как приближается пол, и сразу же темнота накрыла меня.
Опять просыпаться? Да что же это такое. Что-то в последнее время я слишком часто просыпаюсь. Хоть одно радует. Я помню, что было до того, как мое бренное сознание не справилось с объемом полученной информации и для предотвращения перегрузок, ушло в такой теплый и спокойный обморок.
Но отличия от прошлого пробуждения на этом не заканчивались. Мое тело в данный момент щупали чьи-то бесцеремонные, костлявые, да в придачу еще и холодные руки. Брррр. Я открыл глаза и увидел над собой сморщенное старческое лицо с моноклем и седой козлиной бородкой.
— Не волнуйтесь молодой господин, я всего лишь доктор, — произнесло это лицо, видя мой непонимающий и удивленный взгляд.
— Простая потеря сознания, называемая в простонародье обмороком, впоследствии психического удара, либо от перенасыщения эмоциями, — сказал врач, но уже не мне, а той девушке, что являлась моей рабыней.
До сих пор не могу понять и оценить, что я теперь рабовладелец.
— Меньше эмоций, больше покоя. Тепло, спокойствие — вот основные лекарства и как можно больше теплого питья, оно расслабляет.
— Доктор, а как память то восстановить? — прорезал я свой голос, надеясь, что девочка уже рассказала ему о моей приобретенной амнезии.
— А для памяти, — врач достал платок и начал протирать им монокль, — нужно больше двигаться, смотреть на окружающий мир и получать впечатления, чтоб было больше возможностей увидеть что-то, что память вспомнит и будет в дальнейшем использовать как отправную точку.
— И как мне все это сочетать?
— Что сочетать?
— Тишину и покой для обморока и движение с впечатлениями для памяти.
— Сочетать, тут не получиться. Тут нужно поставить приоритеты и следовать в одном выбранном направлении.
— То есть, лечить или обмороки, или память?
— Естественно.
— Ну, тогда я думаю, что память она все же важнее.
— Спасибо доктор за осмотр, дальше я сама справлюсь, — девочка чуть ли не силком вытолкнула белый халат за дверь, посмотрела на меня строго и вынесла свой вердикт. — Никакой пока памяти. Сначала лечимся, потом вспоминаем, — она фыркнула, — не хватало еще, чтоб на какой-то из гулянок для улучшения вашей памяти, вы свалились в обморок на потеху зевакам!
— Есть мой генерал! — а шутку выпалил я.
Девочка покраснела и замялась.
— Как тебя зовут милое создание? А то в третьем роде да в обезличенной форме обращаться неудобно.
— Как ни позовете, я приду.
— А имя можно все-таки узнать у тебя?
— Имя? — глаза ее сделались огромными как тарелки для первых блюд.
— Тебя мама то, как завет?
— Мама больше не завет, она умерла, — огромные глаза превратились в тоненькие щелочки, в которых начали накапливаться маленькие озерца влаги.
— Прости, я не знал. А как она тебя называла, когда была жива?
— Добой.
— А друзья как называют?
— Доброславой.
— Хорошо. Я буду называть тебя Добой. Идет?
— Вы меня будете называть по имени? — до нее только дошел смысл моих расспросов.
— А что есть еще какие-то варианты?
— Конечно, есть. Вы можете звать меня как угодно.
— То есть как угодно? Поленом тоже могу?
— Можете, — кивок головы говорил, что и на полено она согласна, и даже на более худшие прозвища.
— Но ты же не поймешь, что я зову или обращаюсь именно к тебе.
— Это будет моя вина, и вы меня накажете.
— Нет уж, давай-ка лучше по имени. Так и тебе будет проще, и мне тебя наказывать не придется. А то "эй ты" и "слушай девочка" меня как-то раздражать стали.
— Только не зовите так меня перед хозяйкой, — она потупила глазки, — вам может попасть за это.
