Архипелага, вдруг подумалось ему, тем бег лодки становился стремительней. Ну хоть какой-то отдых рукам.
Спустя час Най достиг преддверия Порогов смерти. Синюшная мгла разливалась впереди от края до края, гася солнце. Стремнина и не собиралась усмирять свой бег —лодка летела, словно касатка на перепуганный сельдяной косяк, свист ветра в ушах заглушал изрыгаемые Наем непотребства. Он уже сверх меры нахлебался соленых брызг и потихоньку его начинала мучить жажда. Баклага с пресной водой, вернее ее крышка как-то сгинула – и в этом он мог винить только свое ротозейство; осталось лишь бессильно пялиться в разбухающий на глазах мрак да сквернословить. В воздухе что-то посверкивало, но грома Най так и не услышал. Значит, это не грозы, а какая-то очередная каверза Богов, хранящих заповедный край земли от любопытных взоров. От Богов Най каверз не ждал, иначе вряд ли отправился бы в такое отчаянное путешествие. Эсхилле, покровительнице рыбаков и матросов, он уже угодил, не тронув без спроса чужую посудину. Морскому Владыке была принесена исправная жертва – он выкупил у одного из рыбаков его сегодняшний улов и отпустил полуживых рыбин обратно – Владыка это любит, и осерчать сегодня не должен, ну разве что глупый смертный сунется куда не следует. Ну и самой грозной богине – мойре, покровительнице судьбы Аклиссе он исповедался в храме еще на берегу, окропив ее идола собственной кровью. Покровительница должна быть довольна: кровь – это жизнь. Аклисса тратит свои силы на нас, смертных – и силы эти должны поддерживать в ней сами люди. И, кстати, ни одной капли еще не ушло втуне – уж на судьбу-то Наю жаловаться не приходилось. Вот и проверим ее благосклонность еще раз.
Спустя полчаса течение начало замедляться, и Най увидел сами Пороги. Пена ватным одеялом колыхалась впереди под аккомпанемент неистового грохота. Кое-где, опадая к самой воде, пенный покров обнажал зазубренные пики рифов, напоминающих акульи зубы. Спав с лица, помертвев, Най в ужасе проследил, как неистовый прибой сшибся с одним из скальных рядов и рассыпался вдребезги, разлетевшись в разные стороны и вверх, взвившись на двукратный рост самого Ная. Это выглядывали зубы самой смерти, соваться туда было сущим безумием.
Либо информаторы врали напропалую, либо дело обстояло самым паршивейшим образом – живым на Острове делать нечего, и путь туда лежит лишь через врата небесного мира. Пока Най свыкался с этой мыслью, он вдруг понял, что течение утаскивает его все дальше от скал. Там, за спиной, стремнина неслась с сумасшедшей скоростью, и, как ему вдруг пришло на ум, опоясывало так весь Архипелаг. Но чем ближе ярились Пороги, тем медленнее шла лодка. Но шла она все равно мимо, мимо – примерно часов через пять перед его взором откроются Чертоги Кракена, а уж там ему точно несдобровать. То есть он сейчас должен сам сунуться в эту пенную акулью пасть, или течение вынесет его туда, где Аклисса будет бессильна что-либо изменить. Не иначе покровительница решила свести его с ума, заставляя выбирать из двух смертей более легкую и быструю. Разве она может спасти?! Верная смерть! Но ведь пацана, совершенно одного и того же, ваяли лишь те люди, которые прошли именно здесь! Здесь! Все как один!!!
Най, чувствуя, что времени на раздумья совершенно не остается, с остервенелым ревом резко дернул руль. Лодка едва не перевернулась, Най опомнился и уже аккуратно, насколько диктовали ему остатки рассудка, направил лодку поперек течения – туда, где бесновались спятившие волны. Он несся к своей неминуемой погибели, и лишь непреклонная вера удерживала от того, чтоб не сойти с ума от страха. Поворачивать без толку: за стремниной, как он начал подозревать, смерть везде, а у кракена она в разы страшнее и мерзостней. Да, может еще и не поздно вернуться – но зачем тогда все? Стремления, поиски, глупое убийство, изматывающее махание веслами… Сердце едва не выпрыгивало из груди, от грохота прибоя он оглох – пути назад не существовало. Он все поставил на карту, и, если ему суждено сгинуть здесь, значит так и предначертано Аклиссой. Мойре он предъявит претензии после, если ему представится такая возможность.
Тут один из мерцающих в небе огней – тот, который он когда-то принял за молнии, вдруг метнулся к его лодке, и устроился на носу. Най не успел ни удивиться, ни испугаться – лодка с разгона впечаталась в первую гряду смертоносных камней, глубоко увязших в хлопьях рваной пены, пытаясь пройти меж ними, проскользнуть…
Кажется, Най что-то кричал, понося Богов почем зря. Кажется, он все же умер от страха прежде, чем нос его лодки должен был разлететься в щепки – но мгновения шли, а Най все еще оставался жив и даже мог что-то соображать. Изумление, накрывшее его через некую толику вечности, вытеснило из души животный страх, и Най обнаружил себя все в той же лодке, благополучно скользящей средь сущего безумия. Рифы, равно как и беснующиеся пенные волны, оказались всего лишь иллюзией, фантомом, навеянным Богами для людей, твердо верящих своим глазам. И если Най не вычислил бы свой единственно верный путь, он, конечно, повернул бы вспять, возвратившись на Архипелаг по длинной спирали. Ибо человеку разумному присущ страх, и он же уберегает его от неминуемой смерти. И он же, как выясняется, является единственным препятствием на пути к недостижимому.
Судорожно проведя ладонью по лицу, Най обессилено опустил руки. Руль тут был бесполезен, лодка шла сама, от человека больше ничего не зависело. Взглянув на неведомое сияние, угнездившееся неподалеку, Най вздрогнул. На носу лодки, небрежно облокотившись на планшир, сидел Скользкий Лис, бедолага, коего пришлось отправить к праотцам менее суток назад. Лис, растерявший свою неряшливую суетливость, спокойно взирал на Ная, не произнося ни слова. Най тоже молча стал пожирать глазами пришлеца с того света, смиряясь с любым грядущим раскладом. Боги уже сохранили ему жизнь пару минут назад, глупо страшиться дополнительных испытаний и возможных гневных кар, тем более что в данный момент он ничего не в силах изменить.
– Поразительное хладнокровие, – обронил Лис прежним голосом, правда, растеряв свою придурковатость и заискивание. – Ты, Най, не устаешь нас удивлять. Най продолжал молчать. Либо это тоже иллюзия, только уже персональная, либо Боги непосредственно обращаются прямо к нему, смертному – и любое слово может быть понято ими неправильно. Богам следует почтительно внимать и не прекословить. Боги – они мудрые, сами все видят и знают, нечего точить с ними лясы, не соседи.
Лис кинул мимолетный взор на
