возникло полотно «Купание». Тот же пляж, то же драконово дерево на побережье, та же группа людей на берегу и тот же пацан на переднем плане. Най еще не видел его лица, но подкоркой чуял – это он. Запоздало до него стали доходить и остальные нюансы, переворачивающие порядок всего сущего. Например, когда он проходил Пороги – был вечер. Тут же наличествовало явное утро: солнце располагалось еще относительно низко, и вдобавок оно как-то переместилось ему за спину. Усталость ушла. Мозоли пропали. Казалось, его выдернули из привычного мира и усадили в чудной и застывший аквариум, напрочь меняющий все представления о восприятии мира. И мысли в голове витали какие-то… давно позабытые. Чужие. Что с ним сделал проклятый туман, в кого превратил?..
Но эта панорама… именно она выворачивала мозг больше всего. Мальчик достиг той точки, где он был на картине, послушно застыл на мгновение, и в этот момент сходство стало абсолютным – Наю с его памятью не составило труда отследить это вплоть до мелочей. Пацан нырнул, а у Ная пульсировала в мозгу навязчивая мысль: как он смог попасть в ту точку времени-пространства, которая прошла двести лет назад? Вернее, «как» – это наименее значащий вопрос. Почему!? Зачем?! И что ему теперь здесь делать?!! Это цирк? Иллюзия? Временная яма? Он сошел с ума? Или свихнулся весь окружающий мир? О, покровительница, дай силы… слишком жестоко караешь за дерзость, помилосердствуй…
Пацан как ни в чем не бывало подплыл к лодке, уцепился за планшир и вытянул шею, сверкая и обшаривая любопытными глазами внутреннее устройство посудины. Затем взглянул Наю в глаза.
– Здрасте! А ты умеешь копать землю?
Най с трудом пришел в себя, выдавил ответную улыбку и кивнул.
– Умею, парень. Как тебя зовут?
– Эссиль. А там мои друзья, – он махнул рукой в сторону берега. – Давай, кто быстрее?
Не дождавшись ответа, он уперся ступнями в борт, оттолкнулся и как мельница заработал руками. Наю припомнилось, как он сам был когда-то таким же веселым бездельником, и тяжкие мысли на какое-то время перестали его так нервировать. Он с ухмылкой пересел за весла и сделал первый плавный гребок, то и дело оглядываясь за спину, дабы не врезаться в старательного чемпиона по плаванью. Най собирался идти с пацаном ноздря в ноздрю, но как он ни махал веслами – сначала небрежно, потом и в полную силу – догнать пловца так и не смог. Так-с, понятно. Чудеса тут работают только на местных жителей. Значит, нужно поскорее стать местным. Если это ему все еще нужно…
Они быстро доплыли до берега, Най высадился, поболтал с ребятишками, и попросил познакомить Эссиля с его родителями.
Секунд через десять перед компанией опустилась стая пегасов – именно в таком количестве, чтоб хватило всем, кроме Ная с мальчиком.
– Вы же купаться хотели! – рассмеялся Эссиль, наблюдая, как рассаживаются на коней друзья. Те растерянно поулыбались и улетели куда-то вправо, вскоре скрывшись из глаз. Най недоуменно смотрел им вслед. Что это с ними? Будь он в их шкуре, так угнездился в лодку и отправился бы путешествовать. Пегасов на изображениях Острова он насмотрелся немерено, а вот лодки не видел ни одной. Впрочем, летать наверняка им интересней, нежели плавать – а здесь, насколько он был наслышан, каждый делал, что хотел.
Они пошли пешком – идти было недалеко, а Най попросил показать, как тут живут местные люди. Когда пляж опустел, лодка, небрежно вытянутая на берег, стала пропадать. Вскоре от нее не осталась и следа, в том числе и глубокой борозды на песке. Затем плавно начал оседать и песчаный замок.
Отец Эссиля, Маркус, встретил гостя приветливо и повел его туда, где стояли пустые дома. Мальчик, доведя Ная до дома, опять куда-то усвистал, и сыщик без обиняков смог разузнать у его отца, что тут творится со временем. Вернее, не смог – Маркус совершенно не понимал задаваемых ему вопросов. Какие картины, какие двести лет, вы, о чем? Если хотите остаться на острове – живите, а не хотите – отправляйтесь восвояси. Жизнь тут прекрасная и безбедная, свежий воздух, море… Будто забота о собственном здоровье беспокоила Ная в первую очередь.
Когда они шли обратно, у нового островитянина по позвоночнику снова пополз липкий холодок. Теперь возникла перед глазами картина «Друзья». Равно как и доселе, узнавались то там, то сям остальные полотна с панорамами острова. Най с неизбежностью сумасшествия увидел ту же группу детей, с Эссилем; те же пальмы на заднем плане; те же постройки вдалеке. Сыщик только сейчас начал понимать, куда попал: островитяне, похоже, из века в век проживали один и тот же день – и именно этим объяснялось их бессмертие. Дети не росли, взрослые – не старели. Они и понятия не имели, что такое «вчера» и «завтра». Что такое смена времен года или даже погоды. У каждого из них был счастливейший день в их жизни, и именно его они проживали из века в век. А у Ная… у него ведь была еще какая-то жизнь. Другая… Пришлось напрячь память – контора, работа, заказы… О, покровительница! Что тут творится с памятью? Остров так манил его когда-то, а теперь кроме острова он почти ничего уже и не помнит – лишь тени прошлого, никчемные и пустые. Остров все же околдовал его – Най с трудом сосредоточился и поймал себя на мысли: с первой минуты на этом проклятом острове его тянет растянуться на теплом песке и задремать, забыться в уютной неге умиротворения. Стать добрым, великодушным и безотказным. Мечта достигнута, не нужно больше никуда спешить, создавать, бороться. Впереди – сладкое, ощутимое счастье. Вечное и ежесекундное.
Волевым усилием он сбросил липкую патоку расслабленности – что делать? Бежать? А зачем? Разве не для этого он сюда стремился? Что его держит в Архипелаге? Память? На что она ему? Да, он человек действия – так можно и не сомневаться, что действия ему тут обеспечат ровно столько, сколько и нужно для полного удовлетворения. Бежать… Ради чего?.. Мысли вязли в гибельном песке умиротворенной, покойной нирваны. Зачем возвращаться, зачем?.. Что ему там, среди людей?..
И вдруг он понял. Додумался, вспомнил. Чтобы не потерять себя, вот зачем. Терять себя он не хотел, и ради этого мог помучиться неудовлетворенностью. Жаждой хлеба насущного и нередко ускользающей из-под носа Фортуной. Мольбам покровительнице и страхом, что в этот раз его не услышат. Вечным бегом по кругу вдоль стремнины, и неизбежно – к смерти. Он рано сюда пришел,
