свята. Вестники над ней не властны. Только ты можешь уговорить его вернуться.
У Ная на лице появилась упрямая улыбка. Он отрицательно покачал головой. Лис вдруг стал необычайно серьезен.
– И что ты готов предложить Богам взамен? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Свою жизнь, – был ответ. – Я же сам предлагал ему бежать отсюда. Пусть попробует вырасти. Так решил он сам, и отец с ним согласился. Не нам это оспаривать.
– Да будет так, – спокойно кивнул Лис. – Поживешь пока вместо него пару тысячелетий, пока новый дурачок не решит просветить, кто ты есть на этом свете.
И Най почувствовал, что сердце его замедляет бег. Последней его здравой мыслью было, что пара тысячелетий для беспамятного – это немного.
Старый Ойон со внуком спустился к воде – в одной из его лодок валялся сломанный гарпун, и рыбак нес новое древко, примерить – впору ли…
Среди лодок он увидел ту, которую позавчера дал Наю. Крякнув, он обследовал ее на предмет повреждений и, не найдя таковых, поскреб в затылке. Видно, и правда на
маяк ездил. Ну и добро.
Внук тем временем не шевелясь смотрел на соседнюю лодку. Дед проследил его взгляд и увидел лежащего в ней мальчика. Он спал, сжавшись калачиком, обнимая здоровенную раковину. Ойон вздрогнул: он что-то похожее видел – давно, чуть ли не в детстве, и прекрасно понял откуда могла взяться такая раковина, непохожая ни на одну из существующих в природе. Он неспешно подошел к лодке, присел и тронул спящего за плечо. Тот заворочался, стукнулся локтем о банку, распахнул глаза и вытаращился на тех, кто его разбудил. В его глазах был такой испуг, что старый Ойон миролюбиво поднял ладони.
– Спокойно, парень, мы тебя не тронем.
Но мальчишка и не думал успокаиваться – он ошарашенно шарил глазами по людям, своей раковине и вообще по всему горизонту. Наконец он пришел в себя и вместо
страха в его глазах промелькнуло лукавство.
– Значит, это правда… – прошептал он.
– Что правда? – прищурился дед.
– То, что он рассказывал. Человек. Как его… Най.
– На-ай… – протянул Ойон. – Рассказывал, значит. А ну-кось пойдем с нами, поснедаем – и там ты уже расскажешь, где встретил этого карася.
– Подожди… – парень умоляюще протянул раковину старику. – Ты можешь сделать так, чтоб в нее можно было дуть?
– Могу, – рассмеялся рыбак.
Эссиль смотрел на странного, доброго деда, на его внука, и в голове его был полнейший восторженный сумбур. Значит, боги все же содрогнутся от зова его морской раковины. Сейчас он в это верил неколебимо.
А на остров он еще вернется.
Обязательно.
Любимый шум
Лойт ввалился в прихожую на исходе дня и, замерев, настороженно втянул воздух чуйкой. Запах огорченной жены заставил непроизвольно сократиться его эхолоты, органы страха и недоверия. Сейчас опять начнет угрожающе потрясать хваталками, драть за чуйку, эхолоты, и органы доминантного существования. Что за наказание! Но если закрыть гляделки, то ночь вполне спокойно можно пережить.
Он по стеночке пробрался в спальню, и там его, разумеется, ждали. Лойт, мгновенно ощутив запах опасности, вжал мозговой мешок в тело. Но эхолоты остались не востребованы: жена, похоже, лишь беззвучно потрясала хваталками, пытаясь втолковать что-то новенькое. Лойт приоткрыл одну гляделку и, узрев запотевшую бутылку нашатыря в хваталке супруги, растрогался и потерял бдительность. Эхолоты расслабились, и в них тут же влился многоголосый хор. Коммуникационно-речевой посыл ничем не отличался от стандартного:
– У меня хваталки мерзнут! Шубку хочу! Средство передвижения хочу! Ты когда ремонт закончишь, скотина?! Давай, я тебе бутылку, а ты мне шубку! Или…
Лойт затряс мозговым мешком, захлопнул гляделку и намертво запечатал органы страха и недоверия. Не-не-не, это мы уже проезжали, хватит. Тишина в доме должна быть абсолютной: посторонние шумы неприемлемы ни при каких раскладах!
Он продолжил путь к лежбищу, угнездился, отключил болевые рецепторы и впал в среднесуточную спячку. Ему снилась запотевшая бутылка нашатыря.
Наутро он обнаружил на себе обильные кристаллизованные осадочные отложения, анализ которых показал содержимое заветной запотевшей бутылки. Так вот в чем секрет таких сладких снов! Непривычно потреблять эдакую сладость через чуйку, но жену надо поблагодарить хоть за это…
Жены, однако же, нигде не наблюдалось. Ни в прихожей, ни в недоремонтированном кухонном погребке. Посреди кухни криво стояла раковина с плитой, а по полу искрились запотевшие осколки все той же вожделенной тары.
Лойт растерянно потоптался на месте и с предельной осторожностью раскрыл один эхолот. Тихо. Он раскрыл оба органа страха и недоверия, и подрегулировал максимальное восприятие. Гробовая тишина, какое счастье… Хотя… чего-то недостает, какой-то мелочи. Лойт напряг мозговой мешок и понял: шума. Шума за гранью восприятия. Чтобы самого его не было, но он как бы был.
Тут в прихожей раскрылась дверь, и знакомый запах огорченной жены ударил в чуйку.
– Ты доделал ремонт, скотина?!
Обрадованный Лойт с безмерным облегчением закупорил эхолоты, но, радостно выглянув в коридор, прирос к полу. На него, держа за руку дочь, надвигалась любимая теща. Лойт мгновенно все понял, миролюбиво поднял хваталки и посеменил заканчивать ремонт.
СТОЛЬКО шума ему абсолютно не надо, не-не-не, это мы уже проезжали.
Теща подмигнула дочке и направилась к лежбищу.
Она любила, когда ей снился шум ремонта, и, если для этого нужно пожить у дочки, она, так и быть, поживет.
Пока не упьется любимым шумом. Досыта.
Божье попущение
Женщина плакала безутешно, навзрыд. Ничуть не смущаясь обступивших ее людей диковинного вида.
Марек, только что вошедший в комнату, хмуро обозрел скудную обитель, саму женщину, стоящую перед ней группу и, напоследок, обеденный стол, единственный в доме. К такой еде он не притронулся бы и в голодном, жутком кошмаре. Алексей оглянулся на скрипнувшую дверь, остальные не пошевелились.
– Чума?
– Инквизиция.
Марек разочарованно вытянул губы. Инквизиция. Теперь понятна безутешность женщины. От чумы они могли спасти, от инквизиции – нет.
Проклятье. Собачьи времена. Какого черта они сюда поперлись? Других времен нет? Но он знал, какого черта. Историки, входящие в их группу, ради своих неведомых нужд могли посетить не только глухое средневековье, но и подвалы инквизиции, и не только в виде экскурсантов. Ф-фанатики науки, зла не хватает…
Алексей, пристально изучавший его лицо, хитро прищурился и приглашающе дернул головой вбок. Опять что-то придумал, егоза.
В сарае, где стоял аппарат, Алексей изложил свой план. Некоторое время Марек только хватал ртом воздух, потом так рявкнул на изобретательного идиота, что с ограды сорвались тощие галки.
– А что мы теряем? – Алексей и бровью не повел.
– Ресурсы мы теряем! Немалые ресурсы! Ты представляешь, сколько времени нужно,
