монете поместило мне в голову копию Ласкиэли, – сказал я. – Как отпечаток в глине, такой же формы, что и оригинал. Она пыталась убедить меня пустить в голову настоящую Ласкиэль, но я ее отшил.
Мой двойник покрутил запястьем, мол, продолжай движение.
– И тогда?
– И тогда отпечаток начал изменяться, – сказал я. – Ласкиэль неизменна, но ее отпечаток был сделан из меня. Глиняная форма. Если изменилась глина, изменится и отпечаток.
– И?
– И я дал ей имя, – сказал я. – Я назвал ее Лаш. Она стала независимой личностью со своими собственными правами. И мы как-то не очень ладили до тех пор… – Я сглотнул. – До той психической атаки. Серьезной. Она встала на ее пути. Это ее уничтожило.
– Да, – тихо согласился двойник. – Но… послушай, то, что она сделала, было актом любви. И ты был довольно близок с ней, когда это случилось, разделяя одно мысленное пространство. Забавно – ведь ты нервничаешь, когда начинаешь думать о том, чтобы жить с женщиной, но присутствие одной из них у тебя в голове проблемой не было.
– Что ты имеешь в виду?
– Господи, ты же здесь самый умный. Думай! – Он уставился на меня долгим взглядом, пытаясь подтолкнуть мысли.
Мой желудок провалился в какую-то бездонную пропасть, челюсть отвисла.
– Нет, – сказал я. – Это… это невозможно.
– Когда мамочка и папочка очень сильно любят друг друга, – произнес мой двойник, словно обращаясь к маленькому ребенку, – когда они живут вместе, обнимаются, целуются и становятся близки…
– Я… – Мне стало нехорошо. – Ты хочешь сказать… Я забеременел?
Мой двойник вскинул руки:
– Наконец он понял!
За долгие, долгие, долгие годы работы чародеем я сталкивался со всевозможными концепциями, доктринами и разновидностями мышления, от странных до совершенно безумных. Ни одна из них не подготовила меня к подобному. Никоим образом. Никак.
– Как это… Это даже не… Какого черта?! – воскликнул я.
– Духовная сущность, – спокойно ответил мой двойник. – Зачатая тобой и Лаш. Пожертвовав собой ради тебя, она совершила акт бескорыстной любви – а любовь по сути есть созидающая сила. Неспроста акт любви является актом созидания. Ты ведь помнишь? Что было после ее смерти? Ты все равно мог играть музыку, которую она тебе подарила, хотя сама Лаш погибла. Ты мог слышать эхо ее голоса.
– Да, – потрясенно ответил я.
– Причина в том, что часть ее осталась, – сказал мой двойник. – Часть ее… и часть тебя.
И он мягко откинул черное одеяло.
Она выглядела ребенком лет двенадцати, на самой границе детства, перед тем как гормональный взрыв вызовет череду быстрых изменений, ведущих к юности. Ее волосы были черными, как у меня, а глаза – ясными, сине-зелеными, как любила Лаш. Ее черты казались смутно знакомыми, и я в приливе внезапного озарения понял, что ее лицо создано из лиц дорогих мне людей. Квадратный, соразмерный подбородок Кэррин Мёрфи, округлые щеки Ивы Архива, овал лица Сьюзен Родригес. Нос принадлежал моей первой любви, Элейн Мэллори, волосы – моей первой ученице, Ким Дилэйни. Я знал, потому что это были мои воспоминания, прямо передо мной.
Ее веки неуверенно трепетали, и она дрожала так сильно, что чуть не падала. На ее ресницах был иней; у меня на глазах он покрыл ее щеки.
– Она духовная сущность, – выдохнул я. – О господи. Она дух разума.
– Вот что бывает, когда смертные путаются с духами, – сообщил мой двойник без особого пыла.
– Но Мэб сказала, что она паразит.
– Многие люди называют так в шутку плод, – ответил он.
– Мэб назвала ее монстром. Сказала, что она причинит вред самым близким мне людям.
– Она дух разума, совсем как Боб, – ответил мой двойник. – Порождение духа гребаного Падшего ангела и сознания одного из самых могущественных чародеев Белого Совета. Она родится, обладая знанием и силой, но не будет знать, что с ними делать. Многие назвали бы ее монстром.
– Проклятье! – Я схватился за голову.
Наконец-то я понял. Мэб не лгала. Не совсем. Черт, да она практически сообщила мне, что паразит сделан из моей сущности. Моей души. Моего… меня. Духи разума растут, а в моей голове мало места. Этот конкретный дух заполнял ее долгие годы, медленно увеличиваясь, все сильнее давя на меня психически и психологически – отсюда усиливающиеся мигрени.
Пойми я, что происходит, мог бы принять меры раньше, и все могло бы быть намного проще. Теперь… сроки истекли, и, похоже, меня ждали очень, очень трудные роды. Если я не обрету помощь, то окажусь в положении женщины, которая рожает в одиночку и сталкивается с осложнениями. Скорее всего, моя голова не переживет резкого отделения подобной сущности, пытающейся выбраться из слишком тесного пространства, чтобы выжить. Я могу сойти с ума или погибнуть.
Если это произойдет, новорожденный дух разума останется один, потрясенный, в мире, которого не понимает, но о котором очень много знает. Духи вроде Боба любят притворяться рациональными, однако у них есть эмоции, привязанности. Новорожденный дух захочет создать связи. И попытается сделать это с людьми, которые имеют для меня наибольшее значение.
Я содрогнулся, представив, что у маленькой Мэгги неожиданно появится очень, очень опасный воображаемый друг.
– Понял? – спросил я своего двойника. – Теперь ты понял? Вот почему не следует трахаться со всеми подряд!
– Ты у нас мозг, – ответил он. – Думай. – Свет замерцал, мой двойник поднял голову, огляделся. – Блин. Гвоздь сейчас выйдет.
Он был прав. Я почувствовал слабый укол в груди, затихающее эхо агонии в голове. Иней продолжал укрывать маленькую девочку, она вздохнула, и ее колени подогнулись.
Мы с двойником подхватили ребенка.
Я поднял ее. Она ничего не весила. Не выглядела опасной. Просто маленькая девочка.
Ее глаза распахнулись.
– П-прости, – заикаясь, сказала она. – Прости меня. Но мне больно, и я н-не могла говорить с тобой.
Я посмотрел на моего двойника, затем на девочку.
– Все в порядке, – сказал я. – В порядке. Я об этом позабочусь. Все будет хорошо.
Она тихо вздохнула и закрыла глаза. Иней покрывал ее, слой за слоем, – это сережка Мэб укутывала девочку сном и молчанием, успокаивала ее – на время, – превращала в прекрасную белоснежное изваяние.
Я даже не подозревал о ее существовании – и я полностью нес за нее ответственность.
Если я не справлюсь, она убьет меня при родах.
Я осторожно передал ее моему двойнику.
– Ладно. Я понял.
Он взял ее, очень нежно, и кивнул.
– Знаю, она странная. Но она твой ребенок. – Его глаза блеснули. – Защищай свое потомство.
Действительно первобытные инстинкты.
Я уничтожил целый народ, защищая своего физического ребенка. Часть причины стояла передо мной. Этот инстинкт тоже принадлежал мне.
Я глубоко вдохнул и кивнул ему.
– Я этим
