и сестры Холлоу». Я послушалась и никогда туда не ходила.
По моей спине пробежал холодок.
– Забудь обо всем, – приказала я ей. – Забудь, что мы сюда приходили.
– Конечно, – согласилась Клэр, поглаживая меня по щеке. Ребенок, посапывая, сосал ее грудь. – Конечно.
Тайлер снова потянул меня за пальто, и в этот раз я наконец позволила ему меня увести.
Оказавшись на улице, мы увидели, как Клэр смотрит на нас в окно. Ребенок вновь плакал, а она покачивала его на руках, стараясь успокоить. Чары развеялись, как только женщина перестала ощущать мой запах. Так что теперь в темноте она посматривала на меня растерянно, словно испытывала странное дежавю. Мне известно, что это такое, ведь я часто ощущала подобное сама. Чувство уверенности, что у тебя есть некие воспоминания, но доступ к ним потерян.
Я порылась в рюкзаке Виви и дрожащими руками извлекла из него дневник Грей в поисках того, что мне точно попадалось раньше. Так и есть. Вот оно… детальная зарисовка одиноко стоящей каменной стены с тремя окнами и дверью. Надпись под картинкой гласила: часовня Святого Антонио, Эдинбург, июль 2020 года. Та самая дверь, через которую Агнес провалилась в другой мир.
Я открыла гугл-карты и проложила маршрут к часовне Святого Антонио. Тайлер все это время причитал, что я не менее чокнутая, чем Грей. И все же точно так же, как всегда шел за Грей, он пошел и за мной. Так я почувствовала свою силу. Мы торопливо зашагали по старому городу. В предрассветных сумерках холод пронизывал до костей. Улицы были абсолютно пусты. Горожане спали в теплых постелях.
К моменту, когда мы оказались на месте, руки у меня онемели, а дыхание сбилось. Развалины часовни все еще стояли там же, на холме, выходящем на маленькое озеро в парке. Внизу мерцали городские огни, простираясь до самого берега. От двухэтажного здания остался лишь угол каменной стены, возведенной много веков назад.
Итак, от часовни Святого Антонио осталась лишь одинокая стена с северной стороны церкви. Окна уцелели, и, что более важно, дверь тоже была на месте. Некогда она вела куда-то еще, а теперь, возможно, приведет в никуда.
Мы с Тайлером остановились и уставились на дверь, понимая, что происходящее больше похоже на бред. Мы были слишком взрослыми, чтобы верить в сказки, и все же забрались в такую даль, чтобы узнать наверняка. Чтобы попробовать.
Я открыла приложение с погодой и посмотрела, во сколько точно будет рассвет. В семь часов двадцать одну минуту. Завеса между мирами живых и мертвых истончается на рассвете и закате, когда мир пребывает на границе ночи и дня.
Мы ждали на зимнем холоде, и когда наконец небо посветлело по краям, мы взялись за руки, понимая, что это наш единственный шанс. Никаких других зацепок у нас не было.
Воздух был ледяным, так что зубы стучали. Но в минуты, предшествующие рассвету, он вдруг начал отдавать гарью. В семь двадцать мы вплотную подошли к двери.
– Подожди, – сказала я Тайлеру, – ты уверен? Я не знаю, как это работает. Нет никаких гарантий, что мы сможем вернуться. А даже если вернемся, когда оно попадает внутрь тебя, избавиться невозможно. Оно тебя изменит.
– Уверен, – отозвался Тайлер, – я с тобой.
Небо стало светлеть быстрее. Через минуту мелькнет первый проблеск солнечного света, и станет слишком поздно.
– Пожалуйста, пусть это сработает, – прошептала я и с глубоким вдохом, сжав ладонь Тайлера, шагнула вместе с ним через порог.
Мне было семь, когда я в первый раз переместилась из мира живых в мир мертвых.
Во второй раз мне было семнадцать.
Я шагнула сквозь одиноко стоящую дверь, которая некогда вела куда-то еще, а теперь открывалась в никуда.
Первым, что мы почувствовали, был запах. Где-то между двумя вдохами воздух изменился. Свежий аромат Эдинбурга (море, трава и камни) сменился запахом дыма, гниения и диких животных.
Из рассвета мы снова попали в сумерки.
Из холода – во влажность.
Из руин в Шотландии – в руины… где-то еще.
Я заморгала, пытаясь сфокусироваться. Желудок сжался в комок. На языке ощущался вкус жира и металла. По коже бегали мурашки, вызванные остатками странной и могущественной энергии, что перебросила нас сюда против всяких законов природы. Живые оказались в мире мертвых. Тайлер уже согнулся пополам и, упершись локтями в колени, извергал через рот и нос содержимое своего желудка. Мы оказались в гниющем лесу. Земля была покрыта длинной травой, опавшими листьями, белыми лепестками. Тайлер упал на колени и уперся руками в землю. Его снова вырвало. Брызги попали ему на пальцы. Я попыталась подавить собственные тошноту и дрожь, прижав ладонь ко рту и стараясь дышать как можно глубже. Но каждый вдох отдавался болью в груди.
– Господи, – произнес Тайлер, отползая в сторону; он перевернулся на спину и повалился в траву, – в сказках про Дороти и Алису этого не писали.
– Не знала, что ты умеешь читать, – не сдержалась я. Желудок продолжало сводить судорогами, а перед глазами все плыло, словно я напилась.
– Добиваешь лежачего, да? – прошептал Тайлер. Я убрала руки с лица и заставила себя сделать глубокий вдох.
– Какого черта мне так плохо? – спросил Тайлер. – Почему здесь так воняет?
Воняло и правда нешуточно. Дым, смешанный с чем-то прелым. Каждый вдох липко оседал на языке. Пахло так, будто мои худшие воспоминания и самые страшные кошмары воплотились в жизнь. Запах казался мне знакомым – я уже бывала здесь.
Междумирье.
– Это место между жизнью и смертью. Здесь все медленно гниет и разлагается.
Это место напоминало гниющий зуб в глубине рта или пораженную гангреной конечность, опухшую и чернеющую от отсутствия кровоснабжения. Все, что медленно умирало, истекая кровью, но все еще тонкими ниточками было связано с миром живых.
Лес вокруг нас был густым, но бесформенным и гниющим, застрявшим навечно в состоянии полураспада. Деревья стали трухлявыми от гнили. Корни их искривились, словно пораженные артритом. Листья все еще свисали с их чахлых ветвей, но уже стали серыми и заплесневелыми.
Небо здесь имело оттенок стали. Виви говорила, что в рассказах Грей солнце никогда не вставало над заколдованным местом и не заходило. Небо тоже застряло на середине. Вечно на грани сумерек. Тени были глубокими и длинными, полными сумрака.
Дерево здесь болело, гнило и вовсе не казалось теплым и гостеприимным. В воздухе слышалось низкое гудение. Нечто почти человеческое. На мгновение я подумала, что это деревья перешептываются между собой. Развалины часовни Святого Антонио выглядели здесь почти так же, как в парке. Все та же
