лицо ладонями. Его плечи мелко затряслись, однако характерных для плача звуков не было.
— Буквально только что телефонировал Петров, — мрачно начал Астафьев и уселся на уцелевший стул. — Он сказал, что Акулина у него.
— Как она у него оказалась? — подал я голос, слегка ошеломлённый промелькнувшей перед глазами картиной.
— Французик этот, её любовник, шевалье, будь он проклят, Мередок продал её Петровым, как услышал, что у нас с ними конфликт. Теперь Петров использует её в роли заложницы. Грозится убить Акулину, ежели мы не выполним его требования.
— Ум-м-м, вероломный католик! — яростно бросил Лука, потрясая кулаком. — И что Петров хочет в обмен на свободу моей сестры?
— Он готов отпустить её и снять все обвинения с Лаврентия, ежели я добровольно, без оружия, прибуду в то место, кое он укажет, — хмуро выдал Астафьев, глядя на свои большие руки, сцепленные в замок.
— Дык он же убьёт тебя! — выдохнул семинарист.
— Убьёт, — согласился его двоюродный брат. — А вы поклянётесь, что не станете мстить ему и будете жить так, словно ничего не произошло. Андрей же… — тут он облизал губы и кинул на меня быстрый взгляд. — Андрей же должен принести клятву верности Петровым.
— А губа-то у него не дура-а, — протянул я, хмуря брови.
Спустя полчаса после сцены в кухне наш квартет хмурил физиономии в спальне Анатолия Юльевича, которому минут пятнадцать назад сделалось дурно. Ему пришлось прилечь на громадную кровать с парчовым балдахином. И теперь он тяжело вздыхал, глядя невидящим взором в одну точку, будто хотел просверлить дыру. Возможно, он даже представлял, что это лоб Петрова.
Настроение в спальне царило похоронное, а за окном весьма уместно каркали вороны, сцепившиеся в битве за дохлую крысу.
— Воды? — тихим голосом предложил отцу Лука и взял в одну руку графин, а в другую — стакан.
— Нет… не хочу, — вяло простонал тот, дёрнув кончиками пальцев, будто прогонял с них обнаглевшую муху.
— Мне налейте, сударь, — задумчиво бросил я, энергично постукивая пальцами по подлокотнику потёртого кресла. Внутри меня бурлила жажда действия, а от уныния Кантовых и Всеволода уже начинало подташнивать.
— Возьмите, — протянул мне полный стакан семинарист, слегка привстав с кровати отца, на которой восседал.
— Благодарю, — буркнул я, резко встал и выплеснул воду в лицо Анатолия Юльевича.
— Вы… чего?! — ахнул он, вытаращив глаза.
— А чего вы лежите так, будто уже выбираете цвет гроба, в коем вас будут хоронить? Ещё ничего не потеряно! Взбодритесь, господа! С нами бог в лице Луки Анатольевича, сила в обличие Всеволода Павловича, опыт в венах Анатолия Юльевича и сама Смерть смотрит на этот мир моими глазами. Да мы всех порвём на британский флаг! Осталось только придумать, как это сделать. Сударь Кантов, вы говорили, что Петров ждёт наш ответ завтра поутру, так?
— Так, — кивнул тот, вытирая одеялом мокрое лицо.
— Значит, в нашем распоряжении имеется целая ночь и половина дня. Целая прорва времени!
— Вы правы, Андрей. Мы ещё можем что-то придумать! — с жаром выдохнул семинарист, дёрнув кадыком.
— Вот-вот. Давайте устроим мозговой штурм.
— Не надо ничего устраивать, — мрачно процедил Всеволод, не поднимая головы. — Я приму предложение Петрова.
— Конечно, ваше самопожертвование вызывает восхищение, однако я не стремлюсь служить Петровым.
— Возможно, ему хватит и одного меня, — глухо произнёс Астафьев, глядя на вытертый ковёр под ногами.
— Ну, если вы так хотите умереть, то можете застрелиться после того, как поможете мне спасти Акулину. Я предлагаю сделать ход конём.
— Это как? — распахнул глаза Анатолий Юльевич, приняв сидячее положение.
— Вы предлагаете посоветоваться с книгами? — недоумевающе протянул семинарист, помня наш недавний разговор о ведьме.
— Нет. Мотайте на ус, господа. Конь в шахматах — это единственная фигура, которая может совершать ход даже если на её пути имеются другие фигуры, то бишь препятствия. А наше препятствие — это кто? Петров. Мы его можем повалить? Вряд ли. А вот зайти за его спину и добраться до кого-то из его домочадцев… Смекаете?
— Вы предлагаете пленить кого-то из семьи Петровых? — вскинул голову Всеволод. — И потом обменять на Акулину?
— Верно, сударь, — показал я большой палец Астафьеву, задумчиво нахмурившему лоб. — Господа, мы ничего не теряем. Все правила в этой игре уже давно похоронены. Что же касается Лаврентия, то у нас имеются деньги и есть на примете замечательный адвокат. Лаврушка не пропадёт. Мы вытащим его из тюрьмы.
— А как мы умыкнём кого-то из Петровых? — жадно выдохнул Лука и вперился в меня взглядом ребёнка, увидевшего взрослого, у которого есть ответы на все его вопросы.
— Тишком поедем в Гать и возьмём языка из числа домашней прислуги Петрова. Запугаем бедолагу до дрожи в коленках, и он нам поведает, как расположены комнаты в доме Петровых, и кто из членов семьи в какой из них ночует. А может, ежели повезёт, то мы сразу же и Акулину выручим. Петров ведь вполне способен держать её взаперти в своём особняке. Откуда он вам телефонировал, Анатолий Юльевич?
— Не ведаю того. Но Акулиночку мою, кровинушку родную, к аппарату пригласил. Она так рыдала, так искренне просила прощения, — страдальчески проговорил старший Кантов, шмыгнул носом и смахнул выступившую слезинку.
— А что ежели это ловушка? — угрюмо выдал Всеволод, щуря глаза.
— Да, не стоит исключать и такой вариант, поэтому в Гать поедут только двое: я и вы, сударь, — посмотрел я на Астафьева.
— Годится. Хороший план, — впервые на моей памяти похвалил меня Всеволод. — Осталось лишь найти автомобиль.
— Господа, господа! — горячо запротестовал Лука, выпрямившись во весь рост. — Вы не можете оставить меня здесь. Я отправляюсь с вами! В конце концов, речь идёт о моей родной сестре!
— И чем ты нам поможешь? Молитвами? — скептически выгнул бровь Астафьев, откинувшись на спинку кресла. — Ты же не берёшь в руки оружие.
— Теперь возьму, это будет мой крестовый поход. Я должен вырвать сестру из когтей этого дьявола! — решительно отчеканил парень, сжав кулаки.
— И я отправлюсь с вами! — твёрдо заявил Анатолий Юльевич, загоревшийся невероятной надеждой. Она била из его мутных глаз, будто
