по третьему или четвертому кругу тянут время в одном и том же разговоре, сводящимся к тому что одна пытается вызвать доктора сюда, а второй находит отговорки по которым вообще не стоит за меня беспокоиться. Да, Мария, ты определенно плоха в словах, когда неспокойна и дворянчик этим вовсю пользуется, просто не давая тебе уйти.
То он скажет что меня нужно срочно к доктору. То может вызвать доктора. То вообще заявит что кажется все не так плохо, пусть немного полежит, он позволяет.
Отрава давила на мозги, разговор делал то же самое, и как вишенка на этом давно испортившемся торте — эмоции Марии.
Плевать на Якова. Плевать на Трапимировичей, плевать на усвоенные мной дворянский правила приличия. Я сейчас вам все тут форсирую. Ведь лежал сейчас не просто так. А судорожно взывал к своей силе, что совершенно не желала слушаться. Да что я такое съел, что оно настолько комплексно действует.
Пытался и пытался с нулевым результатом. Но я был упрям и желал крови. Большой палец уже казалось ходил по мясу, пытаясь высечь искру таким знакомым движением. Я даже подумывал над тем, чтобы наплевать на возможные последствия и воспользоваться силой Марии. Вот настолько я хотел сейчас встать и поставить этого дворянина на место единственным способом, который знаю. Ударом с ноги по лицу!
Зажжя желтое пламя я с размаху хлопнул себя по груди, распространяя его по себе огненной бороздой, расходящейся по телу как острейшая коса. Стало легче. Я поднялся на свое место при видимом удивлении дворянина. Значит все-таки подозревал что я окончательно выбыл? Чтобы вывести меня из игры тебе нужно что-то посильнее.
— Мария, могу я говорить сейчас за вас? — спросил очень важное разрешение, которое придаст моим словам невероятного веса. И заодно заставит Марию выглядеть слабой. Раз ей помыкает ее же телохранительница. Но ничего, мы тебе еще покажем силу.
Мария кивнула, пока на заднем плане дворянчик заходился соловьем о том, какое тяжелейшее оскорбление я нанес, применив аргу в чужом доме. Но я прервал его поток сознания встречным обвинением.
— Я обвиняю род Тихомировых в попытке убийства лица, приближенного к дворянскому сословию — Оставалось только вскинуть руку, показывая прямо на дворянина. Но мои слова уже были достаточно громкими и весомыми даже без этого жеста. Мария, если ты хотела мира, то я тебе вот что скажу: «Мирного решения не будет!»
— Это лишь досадное недора… — Сохранял он нейтральное выражение лица и пытался отбрехаться. Но я просто не дам ему сказать. В споре побеждает не тот, кто прав. А кто громче и больше всех кричал.
— А если бы такая аллергия была у моей подопечной, вы бы точно так же себя вели? Обвинение тогда было бы намного серьезней! — Я не мог обвинить его в том, что он изготовил яд, было слишком мало улик. Да и Мария явно не знает, во что именно верить, ведь версия дворянчика довольно стройна.
— По известной нам информации у Марии такого недуга нет, мы это перепроверили трижды прежде чем подавать блюда, что вы видите на этом столе. — Дал я ему в этот раз договорить. Но, похоже, ему крайне не нравится, когда его перебивают. Прямо как Якову. Ну ничего, я тебя выведу из себя. Посмотрим, кто кого.
— Вы перепроверили мою подопечную, но не проверяли меня? Что это, как не наплевательское отношение к вашим гостям? Я имела полное право сесть за этот стол и вкушать одну с вами пищу, но не делала из уважения к вам. Я обвиняю род Тихомировых в нарушении протокола званых ужинов! — Выкинул я еще одно обвинение, раз уж он сам подкинул мне повод.
— Право слово, мы узнали о вашем необычном статусе только за этим ужином…
— Раз вы проверяли информацию по Марии, по вашим же словам, то неминуемо узнали бы и обо мне, так как я уже три недели ее постоянная сопровождающая. Я обвиняю род Тихомировых в прямой лжи! — Снова прервал я его.
На самом деле забавно было узнать что самым серьезным обвинением является именно уличение во лжи. Дворянин мог недоговаривать, мог подавать правду под нужным себе углом. Но вот врать прямо в глаза — извольте, такому нет места среди благородных! На самом деле врали они друг другу всегда и напропалую. Главное было не оставить улик и ложь станет правдой. Вот только либо парень потерял хватку и случайно сказал вещи, которые немного, но противоречат друг другу. Либо просто в своих отговорках отсек себе другие пути. Я и так и так собирался с помощью громких обвинений заставить его оправдываться.
Я видел как в его голове судорожно крутятся шестеренки. Он явно чувствовал себя хозяином положения до недавнего времени. Но сейчас его трон пошатнулся и грозил придавить его при падении. Его губы чуть дергались, будто бы он сейчас на невероятной скорости отрабатывал варианты ответов и мои возможное дальнейшие действия. Если бы я дал ему драгоценное время, он бы, возможно, даже додумался до чего-то. Но зачем мне это делать. Последний тычок, последний толчок. Последнее унижение. Которое заодно будет унижением и для меня, не должен парень такое требовать в здравом уме. Но сейчас важнее были не мои чувства. А наслаждение от возможной победы.
— Я требую виры в виде подписания брачного контракта между мной, Мирой Опавской и Диомедом Тихомировым, с его вхождением в мой род. — Оглушил я обеденный зал наглостью за пределами возможного. Чтобы член сословия «молодых дворян» переходил в мое, с поражением в правах и принятием простолюдинской фамилии? Ну давай, дворянчик, твой ответ. Стерпишь?
Не стерпел. Ожидаемо.
От его напряженного лица, стремящегося принять оскал, но отчаянно пытавшегося сохранить нейтралитет, можно было прикуривать. Оно налилось кровью. От дворянина начал распространяться тяжелый темноголубой. На грани с синим, туман, что собирался за ним в фигуру облаченного в тяжелую броню рыцаря, крепко держащую здоровенный двуручный меч.
— За оскорбление рода Тихомировых я требую казнить вашу телохранительницу здесь и сейчас! — даже не попросил а потребовал он, будто считая себя королем положения.
Мы же с Марией переглянулись. Она не хотела использовать свою силу, но я подбодрил ее взглядом, чисто желая сказать: Он заслужил!
Да, я чувствовал себя неуютно от присутствия темно-голубого рыцаря. Но он не шел ни в какое сравнение с первоначальной аурой девушки. А потому почти без страха отпустил плечо и высвободил силу намного более страшную.
Даже меня, уже привыкшего, тряхнуло. Будто я освободил клапан, что удерживал все чувства девушки. Пусть я буквально минуту
