такси и задремал, пока тащились по вечерним пробкам. Когда поднялся в квартиру, понял, что почти не чувствует левую руку, онемение распространялось по груди.
Жутко кружилась голова, и кажется, начинался жар. Было всё сложнее сконцентрироваться. Он передал заказчику сведения с точками геолокации. Специальные люди сегодня же спустятся в катакомбы и наведут порядок, утилизируют все останки, чтобы не допустить загрязнения и заражения воздуха.
Как дошёл до спальни, уже не помнил, но точно едва не упал мимо кровати. Перед глазами адской каруселью вертелись стены и потолок, в висках грохотал пульс.
Неизвестно на какое время Тимофей провалился в небытие, но в сознание его на минуту вернуло прикосновение холодного стекла к губам и ощущение жгучей горечи на языке. С трудом разлепил веки и увидел Николь.
– Всё хорошо, котик, всё будет хорошо, пей, – тихо прозвенел её стеклянный голосок.
Ника вливала ему в рот зелье из плоского флакона. И на долю секунды ему снова показалось, что она мертва.
1.
Шубин был вне себя, чувствовал, что вот-вот потеряет контроль и ненароком сломает что-нибудь этой тощей девке. Птичьи кости плеч и ключиц, казалось, легко треснут в его железной хватке:
– Что он принимал?! Что ты ему дала?! Под чем он?! Что за препарат?! Какая дозировка?! Говори, сука! Убью! – прорычал он, встряхивая её, как тряпичную куклу.
В ответ – лёгкая улыбка и взгляд сквозь собеседника. Николь – явно его клиент. Шубин помнил, как впервые увидел её с Полянским восемь лет назад. Друг тогда немного рассказал о прошлом девушки. Непостижимо, на что способна человеческая психика, чтобы защитить от травм. Иван Александрович в отчаянном смятении грубо оттолкнул девушку и повернулся обратно к кровати.
Всего полчаса назад он приехал навестить Тимофея, который не отвечал на его звонки уже неделю. По странному внутреннему наитию, которому научился доверять за годы работы, Шубин взял с собой из машины стандартную укладку парамедика. Николь открыла ему и впустила в квартиру, не спрашивая ничего и не отвечая на его вопросы.
Полянского без сознания, прикрытого мятой простынёй, он нашёл в спальне. Безвольно раскинувшийся, как дохлый кит, пациент едва дышал. Судя по беспорядку и запаху дезинфицирующего раствора, проститутка долгое время ухаживала за неподвижным телом постоянного клиента. Пульс и давление у Тимофея снижены, рефлексы отсутствуют. Зрачки расширены и не реагируют на свет. Температура едва дотягивает до тридцати пяти градусов.
Шубин отклеил и острожно приподнял марлю на левом плече.
«Господи!».
Зверская страшная рана, будто бы Полянского хотела загрызть собака, но не достала до шеи, а прокусила плечо до ключицы. И это была очень большая собака. Николь сделала перевязку хорошо, пусть и не очень аккуратно. Наверняка у девушки большой опыт по тому, как привести себя в порядок и оказать первую помощь. Рваные края раны ещё воспалены, но благодаря антисептику и антибактериальной обработке процесс заживления идёт быстро. Удалось избежать некроза тканей.
Николь ловко зафиксировала пластиковый флакон физраствора, приспособив для импровизированной капельницы высокую напольную вешалку. Игла в вене приклеена полосками лейкопластыря крест накрест. Других средств и лекарств Шубин не заметил сначала, но потом обратил внимание на смятые бумажки под тумбочкой и несколько пустых склянок на подоконнике. Ни этикеток, ни маркировки. И вот уже минут десять Иван Александрович, сдерживая тревогу и гнев, пытался вытряхнуть из девицы признание, чем она накачала его друга.
– Дура! Он в коме! Ты понимаешь? У него сердце остановится! – он оглянулся на неё, сжимая кулаки. – Его надо везти в реанимацию!
– Успокойся, – мелодичный перезвон стеклянных колокольчиков. – Идём, я сделаю чай и всё объясню.
– Ты не поняла меня, он же...
– Идём, – мягко повторила девушка, перебирая бахрому на топе, её пальцы постоянно в движении.
Сколько она уже не спала? Челюсть подрагивает, морщинки у век резкие, щёки запавшие. И вся она будто высушенная, измождённая. В буквальном смысле слова «на лицо» употребление чего-то очень бодрящего.
Но большие зелёные глаза смотрели ласково и безмятежно. Женщина не повышала голоса, только шагнула к нему и прикоснулась к плечу, направляя к двери. И Шубин подумал, что вот так она наверняка не раз успокаивала разбушевавшихся клиентов. Но, судя по всему, не всегда удачно: на руках, плечах и открытой спине над топом видны старые швы, похоже, что кто-то порезал её очень сильно и давно. Страшно подумать, с кем приходится иметь дело девушкам древнейшей профессии.
Выдохнув и совладав с собой, Шубин прошёл на просторную кухню. Справа – белый итальянский гарнитур со встроенной техникой. Слева – только узкая столешница из искусственного камня поперёк комнаты, перпендикулярно к стене, и три стула. «Стол для завтраков» – отличный вариант для того, кто ест в одиночестве и требует много свободного пространства для движения.
Иван Александрович тяжело опустился на стул, положил телефон на столешницу. Николь включила чайник и достала из шкафа кружки, звякнув посудой.
«Она неплохо ориентируется тут. Видать, давно освоилась. Интересно, во сколько обходится Тиме её нежное внимание? И откуда бы взяться сильной половой конституции при таком астеническом сложении? Наверняка не без употребления стимулирующих препаратов», – хмуро наблюдал за ней психиатр.
– Он был заражён, доктор, но он сильный, справится. То, что я привезла ему, поможет и поддержит. Ещё сутки, и сознание вернётся к нему, – она переставляла кружки с места на место, передвигала сахарницу, звенела ложечками.
– Кто его укусил?
– Ты не поверишь, – вздохнула она, острые лопатки по-птичьи двинулись, старые шрамы на секунду побелели.
– Детка, не беси меня! Я знаю его больше двадцати лет, в его жизни нет ничего, что меня хотя бы удивило! – Иван Александрович покривил душой, он ничего не понимал, это сердило и пугало.
– Но ты же не знаком с Габриэлем?
– Тима рассказывал мне об этой своей иллюзии, и это не единственное его альтер-эго, поверь, милая.
Николь повернулась к нему, держа в руках кружки. На её лице светилось искреннее недоумение. Потом девушка беззвучно хохотнула, показав ровные мелкие зубки и чуть не расплескав чай. Присела напротив Шубина и, наконец-то остановилась хоть на минуту, застыла изящной костлявой статуэткой.
– Видел бы ты эту иллюзию, доктор! – загадочно прошептала она, широко улыбнувшись и поставив локти на полоску каменной столешницы.
– Так это настоящий человек? – Иван Александрович почувствовал, как брови подскочили, наморщив лоб, в замешательстве он отхлебнул почти полкружки, поперхнулся и раскашлялся,
