Ознакомительная версия.
В университете меня пытались расспрашивать, иногда весьма настойчиво – люди охочи до сплетен. Но я упрямо молчала и отмахивалась от однокурсниц как от назойливых навозных мух – яростно и без сожаления. Они не стоили моих слов и эмоций.
После всего случившегося я поняла, что не нуждаюсь ни в чьем одобрении или прощении. Мне все равно, что обо мне думают посторонние люди, с которыми меня связывают всего несколько часов аудиторных занятий в день. Слухи больше не волновали. К тому же их основной разносчик – Ленка отсутствовала. Она убралась из моей жизни, похоже, навсегда. И я была искренне благодарна такому подарку судьбы.
Девчонки мне в первый же день доложили, что нашу старосту с позором отчислили из университета почти сразу же после «аварии». Был скандал, прогремевший на весь вуз. Вроде бы у нее нашли в сумочке какие-то запрещенные препараты, которые она давно покупала у студента по обмену Пак Мин Чжуна. Все считали, будто его отправили на родину, и только я была в курсе, что он, превращенный в вонгви, стоит в качестве украшения где-то на полочке у мастера-артефактора Наташи. Мне не было жаль мерзавца. Он заслужил подобную участь. Если бы Ком Хен не уничтожил его, он убил бы меня и, подозреваю, гораздо более жестоким способом.
Когда Ленку выпроваживали из вуза, она исходила желчью от злобы и верещала в деканате, что ее подставили, но старосте, которая за свою жизнь правду говорила крайне редко, обладала скверным характером и недюжинным актерским талантом, никто не поверил, пожалуй, кроме меня. Я допускала, что она не врет, и даже предполагала, кто мог организовать ее отчисление, а самое главное зачем.
Ленка на свою беду внезапно оказалась слишком близко знакома с Мин Чжуном. Она, движимая глупым желанием отомстить, помогала ему заманить меня в ловушку, могла что-то знать и обязательно начала бы болтать слишком много. Она всегда так делала. Ненужную, склочную и опасную свидетельницу убрали, обеспечив ей такие проблемы, которые она будет разгребать долго. Достаточно для того, чтобы забыть некоторые моменты в своей жизни, о которых лучше никому не рассказывать. Я была рада, что ее не убили. Несмотря ни на что, смерти я ей не желала. А вот клевету и проблемы, которые она за собой потянула, староста вполне заслужила. В последнее время я начала ратовать за справедливое возмездие.
С исчезновением Ленки меня перестали травить, но по-прежнему сторонились. Я не возражала и сама держалась обособленно. Слишком хорошо помнила, как быстро пропадает и во что превращается мнимая дружба. Мне вообще в данный период времени было ни до кого, кроме одного человека – Ком Хена. Я переживала. За него.
Наташа и Павел Федорович в один голос твердили, что ничего с комсином не случится, он не человек и его очень сложно уничтожить, но я слишком хорошо помнила слова ведьмы про то, что тело смертно. И сейчас оно находилось где-то на грани.
После занятий я каждый день бежала в больницу и проводила там время до позднего вечера, а потом ехала домой, чтобы прореветь в подушку всю ночь. В обычной больнице меня бы даже на порог палаты не пустили. А тут даже не задавали лишних вопросов, только на ночь отправляли домой.
Я долго не могла понять, из-за чего Павел Федорович помогает Ком Хену. Слабо верилось в дружеские чувства. Он не производил впечатления человека бескорыстного. Меня просветила все та же Наташа, которая тоже заходила почти каждый день. Сначала она меня избегала, но позже мы даже немного сдружились. В создавшейся ситуации стать закадычными подругами нам не грозило, но мы симпатизировали друг другу, насколько возможна симпатия между бывшей девушкой и настоящей. Правда, по поводу последнего я совсем не была уверена.
Ведьма рассказала, что Павел Федорович забрал себе шкуру и голову тысячелетнего тигра, повесил у себя над камином на даче и теперь хвастается уникальным трофеем друзьям. Наташа вела об этом речь осторожно, словно боялась, что я заявлю свои права на бесценную вещь. Но мне ничего не было нужно. Тем более материальное напоминание о самом кошмарном дне в моей жизни.
Было гораздо приятнее знать, что теперь Павел Федорович чувствует себя несколько обязанным мне, а заодно и Ком Хену и поэтому суетится и достает все лучше: клинику, палату, врачей, оборудование. Это то, что мне было действительно важно.
Пришел в себя Ком Хен после двух недель беспамятства. Мне позвонили из больницы, и я сбежала с пары. Влетела в палату и остановилась в дверях. Внезапно стало страшно. Неизвестно, как он отреагирует на мое присутствие. Вдруг не узнает? Я слышала, такое бывает после продолжительной комы. Хотелось броситься к нему, поцеловать в уголок губ, обнять, но я лишь, едва сдерживая слезы, шепнула: «Привет», – и присела рядом с ним на краешек кровати. По щекам текли слезы, а я и не заметила, когда они появились.
– Привет, – шепнул он одними губами и замолчал, задумчиво уставившись на белоснежное одеяло. Из шва торчала обычная белая нитка, которую Ком Хен тянул до тех пор, пока она не поддалась и не распустилась, оставшись у него в руках.
Он выглядел бледным, потерянным и непривычно слабым. А я боялась даже спросить о его самочувствии. Похоже, я навестила его не первая, так как он прекрасно знал, что произошло, и не задавал вопросов. Словно и не было двух недель комы.
Сердце стучало как бешеное, а разговор совершенно не шел. Я стеснялась, будто видела его впервые, и нервничала.
– Как у тебя дела? – выдавила из себя вопрос и замолчала в ожидании ответа.
– Нормально.
Неловкая улыбка и снова гнетущая тишина, которая давит на уши и заставляет страдать. Решиться и задать вопрос «про нас» было невероятно сложно, но еще горше услышать:
– Никаких «нас» нет и быть не может…
Ком Хен печально улыбнулся, теребя в руках белую нитку, а у меня задрожали руки и в душе что-то оборвалось. Счастье, о котором я мечтала долгих две недели, оказывается, было только у меня в голове. А для Ком Хена наш поцелуй, получается, ничего не значил. «Как так? – билась тревожная мысль. – После всего, что случилось, он просто отворачивается от меня? Снова?»
Слезы застилали глаза, я хотела вскочить и убежать, но не смогла. Слишком хорошо помнила, что именно из-за такого моего поведения Ком Хен сейчас в больнице. Поэтому осталась потрясенно сидеть в той же позе. Спустя несколько минут Ком Хен снова сказал:
– «Мы» можем быть только так.
Он взял мою руку, нежно провел чуткими пальцами по запястью, поймал изумленный взгляд и неторопливо намотал мне на безымянный палец правой руки обычную белую нитку, которую до этого крутил в руках. Получилось простое незамысловатое колечко. Я недоверчиво уставилась на палец, потом бросила взгляд на задумчивого Ком Хена, а он улыбнулся, взглянул мне прямо в глаза и хрипло произнес:
– Все или ничего. На меньшее я не согласен. Решай.
– Это хорошо, что не согласен… – прошептала я и все же разревелась, правда сейчас от облегчения и счастья. – Я тоже хочу заполучить тебя всего и целиком.
Октябрь 2014 – январь 2015Оп-па – обращение, которое используется лицами женского пола по отношению к старшим братьям, либо (в неформальной обстановке) по отношению к молодым людям старше их (кор.).
Сонсенним – вежливое обращение к преподавателю (учителю) (кор.).
Чамо хангыля – основные блоки, из которых состоит корейская письменность. Хангыль – фонематическое корейское письмо (кор.).
Саджин-ним – обращение к руководителю, начальнику (кор.).
Агасши – обращение к молодой девушке. Согласно некоторым источникам, имеет негативную окраску (кор.).
Когнитивный диссонанс – дискомфорт, вызываемый противоречием между имеющимся устоявшимся представлением и свежей поступающей информацией, фактами.
Смоки айс – дымчатые глаза (англ.).
Фейри – фея (англ.).
Лобаш – треугольник из досок, закрывающий пространство под кровлей с двумя скатами со стороны переднего или заднего стропила.
Взгляд между двумя людьми, в котором выражается желание каждого, что другой станет инициатором того, чего хотят оба, но ни один не хочет быть первым (яган.).
Гримуар – книга, описывающая магические процедуры и заклинания для вызова духов или содержащая колдовские рецепты (фр.).
Ознакомительная версия.
