не обмануть чутье безлюдя. Это позволяет принимать показания безлюдей за непреложную истину. Согласно заключению о состоянии Голодного дома, безлюдь подтверждает одиночество своего лютена.
– Откуда же взялась невеста?! – отчаянно вскричал следящий, всплеснув руками.
Флори тут же нашлась что ответить:
– Видимо, я заблуждалась. Даэртон мне ничего не обещал, а я выдала желаемое за действительное. Это так наивно, простите.
Вдогонку она скорчила гримасу девушки, разочаровавшейся в собственных ожиданиях. По залу прокатились издевательские смешки. Рин тут же пресек излишнюю вольность зрителей:
– Меня задержал звонок от службы Опаленных. Они сообщили о поджоге Ползущего дома.
Толпа зашумела, и голоса быстро разнесли новость: на безлюдя напали. «Охотник вернулся», – шептались вокруг. Мысль, посеянная в их головах речью Флорианы, уже проросла новым страхом. Кто-то из лютенов в панике бросился к дверям, однако охранники не позволили никому покинуть зал до объявления приговора. Рассудитель спешно удалился со всей свитой, куда попал и домограф.
Прежде чем уйти из-за трибуны, Флори бросила мимолетный взгляд на Дарта и от неожиданности вздрогнула. Он смотрел прямо на нее. Лицо его выражало смесь из самых разных эмоций: от радости до смятения. Ей хотелось ответить улыбкой, поблагодарив за разыгранный спектакль, но она сдержалась и поспешила на место.
Все то время, пока рассудитель раздумывал над решением, Флори пыталась совладать с тревогой. Наконец в зал вернулась вся процессия. Среди них по-прежнему находился Рин – по его лицу невозможно было предугадать вердикт, и следящий, чье бледное синегубое лицо красноречиво говорило об исходе.
Рассудитель откашлялся и начал читать с листа:
– Опираясь на заключение домографа и все озвученные факты, в том числе то обстоятельство, что сегодня нападение на безлюдя повторилось без участия обвиняемого, я выношу оправдательное решение. Опустите клетку, сбросьте оковы.
Дыхание у Флори перехватило, и она едва не заплакала от радости, наблюдая, как скрипучий ржавый механизм ворочает цепи, опуская клетку. Очевидно, устройство использовали редко, поскольку мало кто уходил отсюда невиновным, но сегодня Дарту удалось это. Им удалось. С объятиями к нему бросилась Бильяна – единственная не предавшая его лютина. Другие лютены не знали, как вести себя после того, что наговорили в суде, и поспешили скрыться.
Флори поступила так же: растворилась в толпе и ускользнула из зала. Любопытные и осуждающие взоры едва не прожгли ее платье. Для присутствующих Дарт больше не был преступником, а вот она так и осталась легкомысленной девицей, связавшейся с лютеном.
Оказавшись на улице, Флори отделилась от людского потока и юркнула в арку, ведущую к руинам разрушенного здания. Вряд ли кто-то додумался бы свернуть с основной дороги и пойти этим путем. В задумчивости она крутила металлическую пуговицу на лифе, медленно шагая вдоль каменной стены. Кладка еще сохранилась и кое-где поросла мхом. Рассматривая руины, Флори услышала за спиной шаги. Неизвестно, как Дарт нашел ее; возможно, все это время следовал за ней или случайно заметил.
– Не успел поймать тебя в зале, – с виноватой улыбкой сказал он.
– В твоих интересах держаться от меня подальше. Так что в таверну лучше вернуться по отдельности, – спешно проговорила Флори и собралась уйти, но Дарт остановил ее вопросом:
– Ты и вправду так считаешь? Что лютены – это послушные зверьки в клетках.
В его голосе слышалась обида. Значит, Дарт пошел за ней, чтобы защитить свое ущемленное самолюбие? На миг Флори пожалела, что помогла ему; нужно было оставить его за решеткой, чтобы у Дарта не было сомнений: именно таким его и представляют. Диковинным зверьком. Газетчики потешались над ним, горожане считали суд лютенов развлекательным зрелищем, а охрана охотно держала его в клетке. Разве этого недостаточно, чтобы понять, каково положение лютенов в обществе?
Пока она, ошеломленная вопросом, стояла перед ним, Дарт оказался совсем близко, преградив дорогу. Ему был нужен ответ, и он получил, что хотел.
– Да, я так считаю.
– И все равно хочешь стать домографом, который держит ключи от наших клеток?
– Я хочу стать домографом, который откроет эти клетки, – тихо сказала Флори. Лицо Дарта изменилось: разбитая губа дрогнула, нахмуренные брови причудливо изогнулись.
– Твоя речь в суде была прекрасна.
– Как и твой фокус с оковами.
– Зачем было так рисковать? Следящий чуть тебя не поймал.
Флори пожала плечами как можно небрежнее, словно пережитое было для нее пустяком:
– Ты столько раз помогал нам, что я не могла оставить тебя в беде. Извини, что вначале получилось наоборот.
– Но ты пошла до конца. Почему?
Его настойчивость начинала раздражать. Флори попыталась обойти Дарта, однако тот уперся рукой в стену, преградив путь к отступлению. Она воинственно отмахнулась от него кипой бумаг, а он и глазом не моргнул.
– Что ты хочешь услышать от меня, Дарт?! Я помогла тебе, потому что ты мой друг! Доволен?
Легкая улыбка коснулась его губ.
– Рад, что перестал быть для тебя психом и нахалом.
– Ты иногда им остаешься, – скептически заметила Флори.
– Кстати об этом. Извини за вчерашнее. – Неловкая пауза. Судорожный вздох. – Просто хочу, чтобы ты знала: я бы не посмел…
– Знаю. Поверь, я умею отличить притворство от серьезного намерения.
Она улыбнулась с горечью, ловко нырнула ему под руку – и ушла, оставляя Дарта в недоумении. Пусть он целиком состоял из загадок и тайн, но у нее их тоже предостаточно.
Десмонд закрыл таверну и распустил персонал, превратив кухню в тайный штаб из пятерых участников, если не считать Бо, дремавшего у ног хозяина. Офелия слушала разговор, представляя суд в таких подробностях, будто сама побывала там, в отличие от Деса, пропустившего заседание по неведомой причине. Когда Флори спросила его об этом, он с лукавой улыбкой ответил:
– Я подумал, что всегда нужно держать второй план про запас.
– Так это ты поджег безлюдя! – воскликнул Рин, а после того как Дес одним своим видом сознался во всем, обрушил на него свой гнев: – Из-за тебя Франко чуть не задохнулся. Ты бы хоть подумал, что безлюдь и лютен связаны!
Дес издал возмущенное «пф-ф-ф-ф-ф», как паровоз, потом вспомнил, что изъясняться лучше на человеческом языке, и перевел:
– Будем считать, что его гнусный язык воспламенился от вранья.
– Это преступление, – вкрадчиво заметил Рин.
– Раз закон был не на нашей стороне, я решил ему не потакать.
– Это чересчур, рыбья твоя башка!
– И я тебя люблю, дорогуша. – Дес послал ему воздушный поцелуй, и Рин отмахнулся, будто издевательский жест превратился в назойливую муху.
– Да прекратите вы! – не выдержала Флори.
Спорщики демонстративно отвернулись друг от друга, но хотя бы замолкли. Вскоре, вспомнив о важном, Рин достал
