— скажу, сам принёс, как раз сегодня в городе был. Так что, угостишь?
— Да вы такие, поди, не курите...
Я мотнул головой — дескать, не привередлив.
Наставник, поколебавшись, поднёс к решётке открытый портсигар. Чиркнул спичкой. Я прикурил через решётку, поблагодарил кивком. Сунул дядьке какую-то купюру — мелочи не было, отдал цветочнице. И снова заходил по камере.
Второй вариант — рассказать обо всём Белозерову. Или даже ректору — он, вроде, толковый дядька... Но — нет, тоже ерунда. Держать на территории Академии бомбу замедленного действия в моём лице господин Калиновский однозначно не захочет. Ему только смертоубийства на вверенной государем территории не хватало. Не дай бог, помимо меня, другие курсанты пострадают... Нет. Обращение к ректору — это ровно такое же возвращение домой, разве что немного отсроченное. При условии, что мне вообще поверят. Юсуповы — древний и влиятельный род. О моей вражде с ними не знает только ленивый. А никаких доказательств причастности Юсуповых к покушениям у меня нет.
Рассказать ректору о догадках Белозерова относительно убийств белых магов?.. Так а с чего я взял, что Калиновский о них не знает? Вряд ли Белозеров действует самостоятельно, исключительно из любви к дедуктивному искусству. А Калиновский — сильный белый маг. Скорее всего, он в курсе происходящего. И скорее всего, в курсе происходящего не только он — Белозеров выполняет чьи-то распоряжения, подчиняется кому-то более серьёзному... Скорее всего.
Вот только мне это на данном этапе никак не поможет. Нормальное желание нормального взрослого человека — защитить пацана вроде меня от любых опасностей. А на территории Академии я практически беззащитен. Чёрт его знает, какой садовый павильон решит превратиться в каменного монстра и наброситься на меня уже через час после выхода из карцера. Вывод очевиден: курсанта необходимо отправить домой. Может, ко мне даже охрану какую-нибудь приставят... Только этого не хватало! Особенно, если вспомнить о зреющем под крышей Академии заговоре. И о просьбе деда ко мне контролировать происходящее...
Хорош контролёр, ничего не скажешь. Двух дней не прошло, как прибежал в родное имение с поджатым хвостом.
Я, докурив, снова плюхнулся на кровать. Ноги забросил на её спинку, руки закинул за голову.
Получается, что выход у меня единственный: никому ни о чём не рассказывать. Остаться в Академии. Делать вид, что ни о чём не догадываюсь. И — соблюдать максимум предосторожностей. Не оставаться в одиночестве, стараться как можно больше времени проводить на людях...
Звучит наивно, знаю. Но ничего другого сейчас придумать не могу. В конце концов, мне ли привыкать — разгуливать под прицелом? Капитан Чейн покушения на свою особу пачками на завтрак ел. К тому же, предупрежден — равно вооружен. Я, по крайней мере, знаю, откуда ждать опасности. Нужно приглядывать за Жоржем — а по возможности, ещё и за его дядюшкой. Паршиво, конечно, что я один. Но тут уж...
— Капитан! — Голос, чуть слышный, донёсся из-за окошка под потолком.
Снаружи оно было закрыто форточкой, чуть отворенной для проветривания.
— Анатоль? — Я подошёл к окошку. — Ты что здесь делаешь?
— Его привёл я.
— Андрей?..
— Мы все здесь, — раздался голос Мишеля.
— Кроме Полли, разумеется, — добавил Анатоль. — Как утверждает древняя восточная мудрость, скорее верблюд пройдёт сквозь угольное ушко, чем первокурсник — на женский этаж.
— Ясно. А зачем вы здесь?
— Чтобы поддержать тебя, — удивился Андрей. — Я рассказал друзьям о дуэли. Мы не дождались тебя в жилом корпусе и поняли, что тебя засадили в карцер. Надолго тут?
— Да чёрт его знает. — Я вдруг понял, что даже не удосужился об этом спросить. — Но зато меня не отчисляют, и штрафных баллов нам не прилетит.
— Не сомневался в тебе, Капитан! — гордо сказал Мишель. — Был абсолютно уверен, что ты не колеблясь пожертвуешь собой — чтобы мы не получили штрафные баллы!
— Вы их, смотрите, сами не получите, — проворчал я. — Не засекут вас?
— Мы спустились по пожарной лестнице, пока наставник пошёл пить чай, — сказал Андрей. — Никто не видел. Пятнадцать минут в запасе у нас точно есть. Тебе, может, нужно что-нибудь?
— Нет. Но будет нужно, — задумчиво проговорил я. — Как только выйду отсюда — непременно будет нужно. Хотя... Анатоль. А можешь напомнить, кто ещё был с нами на мосту? В тот день, когда я спрыгнул?
— Ну у тебя и вопросы, — фыркнул Анатоль. — Неужели карцер навевает такую тоску, что больше подумать не о чем?
— Помнишь или нет? — оборвал я.
— Да помню, конечно, я-то головой не бился. Нас было пятеро. Мы с тобой, Пьер Данилов — сам знаешь, без него такие истории не обходятся. Потом, Всеволод Голицын — твой родственник...
— Младший брат Сержа, — кивнул я. Интегрированная память подсказала, кто это.
— Ну да. Он тоже поступал в Академию, но не повезло бедняге — не добрал баллов... Ну, и Рабиндранат.
— Кто? — Я аж поперхнулся.
— Не помнишь? — удивился Анатоль. — Право, я полагал, что человека с таким имечком забыть невозможно.
— Его так зовут? — не поверил Мишель.
— Ага. Матушка Рабиндраната — большая поклонница знаменитого индийского поэта, сына назвала в его честь. Именем он, кстати, ужасно гордится, и сокращать его не позволяет. Так и зовём Рабиндранатом — хоть и подшучиваем, конечно... Кстати, это именно с ним ты тогда поспорил по поводу прыжка. Вероятно, поэтому он так старательно тебя избегает.
Рабиндранат... Да, Анатоль прав. Такое имя и впрямь сложно позабыть. Однако моя интегрированная память упорно молчала.
— А на что мы спорили? — спросил я.
Анатоль хохотнул:
— Планируешь отдать долг?.. Что ж, шуточка в твоём стиле. Но таких подробностей я, увы, не помню. Спроси у Рабиндраната.
— Господа, — напряженно сказал Андрей, — кажется, нам пора!
Видимо, где-то на горизонте показался наставник.
— Врассыпную, — посоветовал я зашуршавшим по асфальту подошвам. — Табуном не бегите! Палиться — так по одному, всё штрафных баллов поменьше.
Не знаю уж, услышали меня мои новые друзья, или нет.
А я вернулся на койку. И задумался над тем, что рассказал Анатоль.
Пьер Данилов. Ну, этого в злоумышленничестве точно не заподозришь. Хотя бы по причине невысокой скорости идущих в его голове мыслительных процессов.
Всеволод Голицын... Об этом парнишке я почти ничего не знаю. Но он, во-первых, мой родственник,
