разумеется! — воскликнул Анатоль. — Сидя за праздничным столом в уютной столовой, я буду лить слёзы об упущенных возможностях.
— Мне доводилось сидеть на Рождество за праздничным столом в уютной столовой, — сказал Андрей. — Я прекрасно знаю, от чего отказываюсь. А вот у вас, господин Долинский, хоть единожды был другой опыт в жизни?
Что-то вдруг зацепило Анатоля. Он выпрямился, сверкнул глазами.
— Вы что же это, господин Батюшкин, полагаете, будто у меня кишка тонка отказаться от роскоши на праздник?
— Всего лишь полагаю, что вы этого не сделаете и навсегда лишите себя нового жизненного опыта.
Я немного напрягся. Двое разгорячённых аристократов с оружием в руках. Как бы чего худого не вышло.
— Хорошо, — вдруг сказал Анатоль. — Вызов принят!
— И что сие значит? — вскинул брови Андрей.
— Это значит, что я также останусь здесь на Рождество.
— Не сходи с ума, — вмешался я. — Тебя отец...
— Я — взрослый человек! — вскинул голову Анатоль. — И я сам принимаю решения, касающиеся меня! Решено — остаюсь.
— Только распорядись, чтобы ведро привезли, — глазом не моргнув, сказал Андрей.
— Какое ведро? — удивился Анатоль.
— Чистое. Вряд ли для обливаний ты предпочтёшь то, с которым моют полы в коридорах.
И Андрей гордо и красиво удалился. Быстро наткнулся на Рабиндраната, предложил ему поединок, и опять зазвенели рапиры. Чуть поодаль сражались девушки. Я заметил, что Полли фехтует с Кристиной, причём, последняя явно поддаётся. Ну, в смысле, не спешит «убивать» соперницу. Тянет время и скучает.
— Клянусь честью, этот аскет думает, будто он тут самый сильный духом на всю академию! — воскликнул уязвлённый Анатоль. — Ну, я ему покажу!
— Тогда и я останусь, — сказал вдруг Мишель. — Раз вы остаетесь. Всё равно...
Что «всё равно» — он не договорил. Но можно было предположить, что дальняя поездка (семья Мишеля жила в другом городе, не в столице) для него — мероприятие финансово обременительное.
Мишель и Анатоль посмотрели на меня. Я пристально вгляделся в свою душу и опять увидел там одинокую Клавдию в мрачной квартире.
Логика подсказывала, что, во-первых, Клавдия не кто-нибудь, а баронесса Вербицкая. У неё есть семья, есть какая-то сверхназойливая сестра Татьяна, которая уж точно не даст Клавдии встречать Рождество в одиночестве. Во-вторых, Клавдия может попросту не заметить праздника за работой, и я ей там буду не так уж нужен.
Но чувства взяли верх над логикой, и я мотнул головой:
— Нет, я уеду. Дела.
Парни огорчённо вздохнули.
Однако в тот же день на прогулке мои планы грубо подкорректировали. Мы, по обыкновению, шагали с Полли по расчищенной от снега дорожке парка. Полли о чём-то болтала, я был погружён в свои мысли. Как вдруг нас нагнала Кристина.
— Прошу прощения, Аполлинария Андреевна, мне необходимо поговорить с вашим женихом с глазу на глаз, — категорично сказала она.
— К-конечно, — растерялась Полли. — А что?..
Но Кристина уже схватила меня за локоть, отвела на десяток шагов в сторону и бесцеремонно раскинула «глушилку».
— Есть, — сказала она.
— Не слишком нагло действуешь? — спросил я.
— У меня задача — раскрыть заговор, а не помочь тебе устроить счастливую семейную жизнь, — огрызнулась Кристина. — В рамках этой задачи я и действую. Сегодня получила записку. На следующий день после Рождества будет сбор кружка. И, судя по всему, наконец-то явит себя руководитель!
Глаза у Кристины горели, щёки — пылали от мороза.
— Прекрасно, — сказал я.
— Только, умоляю — не вздумай ничего предпринимать!
— Вроде чего? — заинтересовался я.
— Вроде всего! — отрезала Кристина. — Ты — один из них. То есть, из нас. Вот, на том и стой. Я доложу всю информацию, которую сумею раздобыть, моему... в общем, своим, — как-то странно оговорилась она. — А дальнейшие решения будем принимать уже не мы.
В ответ я только плечами пожал. Я и не собирался вступать в битву против заговорщиков, или как-то ещё себя проявлять. Цель у меня точно такая же, как у Кристины — собрать информацию. Соберу, передам деду, а что с этим делать дальше — о том и правда пусть у тайной канцелярии голова болит.
— Принято, — сказал я. — Что-то ещё?
— Ещё, — кивнула Кристина. — Не стала бы я портить тебе отношения с госпожой Нарышкиной по единственному ничтожному поводу. Ещё меня просили передать, что следующая тренировка сборной команды состоится за два дня до конца каникул. Всех участников просят непременно явиться.
— Чего хотела Алмазова? — ревниво спросила Полли, когда я вернулся к ней.
— Тренировки сборной будут все каникулы, — мрачно сказал я. — Придётся мне остаться в академии.
— О, Костя! — Полли тут же забыла про ревность. — Это ведь ничего страшного, это даже хорошо! Я... Я тоже останусь, буду тебя поддерживать!
Я прикрыл глаза. Вот ведь... ляпнул, не подумав! Весёлые у меня будут каникулы, ничего не скажешь.
* * *
Завтрак в последний день занятий был торжественным. Не в плане блюд — меню было более-менее привычным — а в плане убранства столовой. На столах появились праздничные скатерти, расшитые золотыми узорами. Ещё с вечера поступило распоряжение явиться к завтраку в парадной форме, что все и исполнили. И теперь никому кусок в горло не лез — все ждали того, ради чего, собственно, собрались.
Подведения итогов семестра.
Ректор Калиновский вошёл в столовую, и все одновременно поднялись. Воздух зазвенел от напряжения. То ли сам по себе, то ли ректор не удержался от искушения и немного надавил на нас при помощи магии.
В руках ректор нёс уже знакомую папку — с нею он стоял, когда встречал нас в первый день. Выйдя на середину столовой, сказал:
— Приветствую вас, господа курсанты! Поздравляю всех с наступающим рождеством и выражаю благодарность за прилежание, проявленное в течение семестра. Я знаю, чего вы все ждёте. И хотя до конца года ещё далеко, и результаты эти всего лишь промежуточные, мы готовы их огласить. Пусть для одних услышанное станет поощрением держаться выбранного курса, а для других — стимулом приложить больше усилий. Я напомню, что по итогам семестра суммируются все баллы: за академическую успеваемость, за спортивные достижения, за поведение и внеаудиторную деятельность. А теперь,
