Ознакомительная версия.
– А ты?
– А я ей ответила: «Ну, не ты же лично сохранила для потомков Великоград. Сиди и не выступай».
Я снова уловила подрагивания. Лучезара – особа будоражная. Того и гляди, впрямь обнаружит себя неожиданно перед девчонками. К тому же, полагаю, Радмилка могла и приукрасить их давнишнюю беседу. Главное, чтобы ведьма не начала отстаивать свою точку зрения прямо сейчас.
– Ладно, идите уж, – бесцеремонно повелела я. – Дра́зните меня только. Ногами своими красивыми.
Девчонки ещё задержались на несколько минут. Поговорили о Сивогривове. А затем отправились на гуляния.
– Ух, – облегчённо выдохнула Лучезара, становясь видимой, – чуть не заметили.
– Вот здорово бы получилось, – ответила я, на всякий случай закрывая дверь. – В эту самую минуту тебя, возможно, уже выводили бы на улицу люди в форме. И так тебе и надо. Не помогает твой массаж.
Утром того дня я ездила в храм Рода. Там хорошо. Спокойно. Давненько я не получала удовольствия от посещения храмов. Как и большинство, предпочитаю капища под открытым небом. Всё, что там происходит, открыто богам. Всё честно.
Надёжа уверяет, что боги слышат только тех, кто в них верит. Она отговаривала меня от поездки. То есть это я посчитала её слова отговорами. Она-то, полагаю, всеми силами призывала меня начать верить, но такие вещи не происходят по щелчку тумблера. И я мысленно присоединилась к мнению того самого жреца, который жил у нас в подъезде. Он считал, что обратиться к богам можно в любой момент и в любом месте. Можно даже обратиться к богам других народов. Коли они посчитают твою просьбу достойной, они её услышат. А если совсем повезёт, даже ответят.
Не знаю, в каком виде придёт ответ и придёт ли вообще, но уверена: предпринимать что-то нужно. Лишь бы не опускать руки. А то так и будут волосеть и видоизменяться ноги. Да и день выдался выходной по случаю Масленицы. Что его терять?
– Я читаю всё, что пишут в Кружеве, – обиженно поджала губы Лучезара.
– Про звёзд кино?
– Нет. Про избавление от заклятий.
– Мало читаешь, – бросила я и объявила, что пора спать.
– Рано же ещё, – попыталась воспротивиться соседка.
– Лучше проспать чужое веселье, чем слушать его из-за стены.
Но уснуть не получалось. Глядя на освещённый фонарями кусок потолка, я гнала из головы мысли, а они не слушались.
– Почему ты обижаешься на маму?
Лучезара при упоминании в разговоре её матери всегда начинала сердиться. Вот я и поинтересовалась.
– Она всю жизнь занималась только собой. Крутилась перед зеркалом, примеряла наряды, принимала подарки от поклонников, думала о своей известности. Я для неё являлась обузой.
Детские обиды – самые сильные. И, наверное, самые глупые. Лучезара выплёскивала накопленное и выглядела в этот момент маленькой девочкой, чей рисунок родители признали некрасивым. Я горько усмехнулась в душе. У меня тоже к родственникам ворох претензий из детства. И все нелепые, если подумать.
– И мы бываем хороши, – проговорила я. – У меня с мамой отношения никак не клеятся. Она всегда считала, что должна быть мне подружкой. Только у неё не получалось. Я-то хотела, чтобы рядом была именно мама, – подружек и без того хватало.
– Моя меня никогда не понимала, – продолжала ведьма. – Однажды я таблеток нажралась из-за Береста…
– Фи, как заурядно, – перебила я. – Из-за парня. Надеюсь, хотя бы слабительных?
Пискнул сотовый. Пришло сообщение от Пересвета.
В последние дни я успешно избегала Усмаря. Он пару раз пытался со мной заговорить в Академии, но я отмахивалась и заявляла, что очень спешу.
Поглядев несколько секунд на экран, всё-таки открыла письмецо и прочла: «под платьем марены горит твой вестник». То ли с орфографией у Пересвета худо (что вряд ли, он же на журналиста учится), то ли ему просто лень набирать кавычки и заглавные буквы (попробуй найди, кому не лень), но я и так поняла, что он имеет в виду чучело и газетёнку. Выпуск, какой оказался напечатан, но не продан.
Я решила, что должна видеть своими глазами. Пусть даже из окна.
Как же не люблю выходить в общий коридор, в тёмное время суток! Но из нашего окна ничего узреть не удастся. Парк, где каждый год горит академское чучело, виден исключительно из окон с другой стороны общежития.
Я вскочила с кровати, включила свет, надела халат и принялась натягивать носки на копыта.
– Ты чего? – удивилась Лучезара.
– По твоей милости я не могу сейчас праздновать со всеми, – огрызнулась я.
Пора бы прекратить на ней срываться. Самой уже неприятно.
Закончив с носками, вышла в коридор и отправилась на общую кухню. Напрасно опасалась. Похоже, в общежитии никого нет. Все в парке. Свет зажигать не стала. За окном, далеко за гаражами, полыхал костёр. Губы сами собой расплылись в улыбке. Не ведаю, о чём там Пересвет беседовал на крыльце со своей бывшей, но уладить вопрос с Зорицей он не забыл. А это кое-что значит.
Подошла Лучезара, встала рядом и тоже уставилась в окно. Прошло несколько секунд, прежде чем я осознала этот факт.
– Ты совсем сбрендила? Хоть морок наложи. Зайдёт кто-нибудь.
– Не бойся. Я успею, – флегматично ответила она. – Утомляет донельзя. И так долго от девчонок пряталась.
Обнаглела!
– Если будешь так себя вести – непременно обнаружат.
Лучезара повторила самый известный поступок жителей древней Лаконии:
– Если, – и добавила: – Я тоже хочу посмотреть. Кстати, а на что мы смотрим?
– Не твоё дело, – буркнула я и вернулась в комнату.
Начала писать ответ Пересвету. Короткое слово: спасибо. Но не успела закончить. Сотовый зазвонил.
Надёжа.
Сперва не собиралась отзываться. Я же с ней не разговариваю. Потом вспомнила, что подруга не поставлена в известность об этом. Я в одностороннем порядке приняла решение о прекращении любых бесед. И с той поры мы не виделись, не созванивались.
В общем, нажала на кнопку.
– Добряна, беда! Дубинин в «Яхонте». Похоже, крупно проигрался.
– Что?! – ошеломилась я.
Такого не может происходить в действительности. Милорад не играет. Нет, он иногда постреливает врагов на вычислителе или присоединяется к тем, кто строит стену маджонга. Но в азартные игры – ни в коем случае. Раньше, когда мы садились за покер, он присутствовал только в качестве наблюдателя. Правила знает, но составлять компанию принципиально отказывался.
– Ты уверена?
– Добряна, я здесь не одна. Спроси у девчонок. А Дубинина сейчас из «Яхонта» Делец выкупает.
И она начала рассказывать, как сегодня днём ей позвонила мама и сообщила, что послала посылку с водителем междугороднего световоза. Что поздно вечером упомянутый световоз приехал как раз к станции подземки «Выставка причуд». И Надёжа с мужем, пристроив дитё к Малине, отправились посылку получать. Что недалеко от станции они встретили Златку и Радмилку, которые не пошли в парк, так как ждали Ратмира. А Ратмиру из «Яхонта» позвонил Дубинин и попросил денег. И теперь все участники (посылка тоже) стоят возле игрома, ждут, чем дело закончится. А Надёжа решила позвонить мне, хотя муж и Златка советовали ей этого не делать.
– Радмилка утверждает, что ты должна знать.
Сама Надёжа, надо полагать, присоединяется к утверждению.
– Ведите его сюда, – упавшим голосом попросила я. И отключилась. В голове сложилась картинка. Нежелание Милорада обсуждать со мной тему долга. Его слова, мол, имеются соображения, где достать гривен и… Короче – я виновата. Нужно было настоять на своём. На чём на своём? Стоп. Я же даже его в планы не посвящала. Сижу тут, прикидываю, как долг станем отдавать, а у братца свои прикидки. Большинство моих мыслей посвящены Проблеме, о другом не всегда успеваю думать. Пересвет ещё вечно не вовремя в голову лезет.
Даже не нашла сил наорать на Лучезару. Просто заявила, что на ней очередной грешок повис. Не стану же признаваться, что считаю виноватой себя.
Минут через двадцать мы услышали топот ног в тихом коридоре и знакомые голоса. Чародейка бросилась к шкафу.
– Чего это? – поразилась я.
– Забыла? – прошипела Лучезара. – На Ратмира никакая волшба силы не имеет.
Пришедшие ввалились в комнату, усадили Милорада напротив меня, разделились на два лагеря – защитников и обвинителей, и принялись по очереди высказывать, кто что думает. Дубинин сидел, обхватив голову руками, прятал от меня лицо. По сгорбленным плечам я поняла, что он убит.
– Ты сильно не ругайся, – попросила Надёжа, когда гвалт затих. – Мне из дома варенья прислали. Твоего любимого. Хочешь?
– Ничего себе не ругайся, – зевая, проговорила Радмилка, – я бы башку оторвала.
Дубинин фыркнул, так и не подняв головы.
– Он мне сейчас столько резаней должен, – громогласно выступил Делец, обращаясь ко мне, – что ему впору за меня второе высшее получить. Только вот незадача: не нужно мне второе высшее. Мне и первое – как-то не особо.
Голос у Ратмира командирский. Годится речи, вдохновляющие на бой, перед войском читать. Я отвела глаза в сторону и прикинулась, что весьма увлечена поправлением одеяла, прикрывающего козьи конечности. В последнее время это стало моим любимым занятием.
Ознакомительная версия.
